Эдуард Вениаминович Лимонов
Вам нужно войти на сайт, чтобы оставить комментарий
Апр 11 '22
Вероника Зусева
Вроде апологии
(о поэзии Эдуарда Лимонова)
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2005
Ссылка на оригинал: https://magazines.gorky.media/.../vrode-apologii.html
Не так давно вышло собрание стихотворений Эдуарда Лимонова*, которое охватывает все периоды его творчества, в том числе и последние годы. Этот сборник, казалось бы, должен был вызвать бурную реакцию: ну как же, одна из одиознейших фигур в литературном мире, издание новой книги, да еще стихов (все-таки сегодняшнему читателю Лимонов известен более как прозаик, нежели поэт)… Какой простор для споров и дискуссий! Ведь оценка поэтической продукции Лимонова представляет собой чрезвычайно широкий диапазон мнений — от полного неприятия его текстов, разговоров о “чудовищном противоречии духа и буквы его творчества заветам великих литературных предков”** до утверждения “хрестоматийности” его поэзии и выведения поэтической генеалогии Лимонова чуть не от всех великих русских поэтов. Но дискуссии не получилось: те несколько рецензий, которые ознаменовали публикацию “Стихотворений”, ни в коей мере не претендовали на сколько-нибудь исчерпывающую оценку поэзии Лимонова, равно как и на ее последовательный очерк. Эти заметки — попытка хоть отчасти исправить сложившееся положение вещей и серьезно подумать о том, кто же такой — поэт Эдуард Лимонов и в чем “его значение для русской поэзии”.
Лимонов — это, несомненно, один из тех поэтов, которых принято называть “поэтами с историей”: он не явился на поэтическую арену с раз и навсегда сложившимся обликом, его поэтический мир нельзя назвать константным, а лирического героя — неизменным. Точнее, лирический двойник Лимонова неизменен в том смысле, в каком неизменна человеческая личность: он меняется по мере того, как его меняет “жизнь”, но по сути всегда остается себе тождественным. Мы не случайно употребили здесь слово “жизнь”: Лимонов наделил своего лирического героя автобиографизмом (так же, как и героя своей прозы) в такой мере, что возможно восстановить этапы и события его “жизненного пути”, и они совпадут с теми, которые описаны в “Подростке Савенко”, “Эдичке” и других прозаических произведениях писателя. Cравнение прозаических и поэтических текстов Лимонова не входит в задачи этих заметок, однако тот факт, что все его произведения складываются в единое целое и частично совпадают с его собственной биографией, обусловливает две существенные черты лимоновского творчества: во-первых, создание автобиографического мифа, и во-вторых, установку на искренность. Попробуем же пройти “рука об руку” с этим “странным героем” его путь.
“Стихотворения” открываются сборником “Русское”, в который вошли несколько поэтических книг. Первые две — “Кропоткин и другие стихотворения” (1967—1968) и “Прогулки Валентина” (1968) — составляют, по-видимому, первый этап творчества. Поэзию этого времени можно назвать примитивистской; это эстетика непрофессионализма, неотделанности, может быть, даже банальности, иногда — шутовства:
В совершенно пустом саду
собирается кто-то есть
собирается кушать старик
из бумажки какое-то кушанье
Неопределенность, обилие повторов всякого рода, тавтологий и плеоназмов, различных пояснений, которые, тем не менее, не делают текст понятнее — вот излюбленные приемы Лимонова. Содержание стихотворений становится похожим на страшный сон, где с дурной бесконечностью все время повторяется одно и то же:
Жара и лето… едут в гости
Антон и дядя мой Иван
А с ними еду я
В сплошь разлинованном халате
. . . . . . . . . . . . . . . . .
И снится мне что едут в гости
Какой-то Павел и какое-то Рембо
А с ними их племянник Краска
Да еще желтая собака
Встречают в поле три могилы
Подходят близко и читают:
“Антон здесь похоронен — рядом
Иван с племянником лежат”
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Но дальше дальше снится мне
Что едут в гости снова трое…
. . . . . . . . . . . . . . . . .
От скуки едя местность изучают
И видят шесть могил шесть небольших
Подходят и читают осторожно:
“Антон лежит. Иван лежит
Ивановый племянник
Какой-то Павел и какое-то Рембо
А рядом их племянник Краска…”
И едут дальше дальше дальше…
Эта “дурная бесконечность” затягивает в свой омут сопротивляющегося читателя: даже не любя ранней поэзии Лимонова, противостоять ее настроению и абсурдной логике невозможно.
В стихотворениях первых двух книг герои совершают в основном два действия — едят и умирают. Действительно, практически в каждом стихотворении (а их немало) случается некая смерть, как правило, нелепая, ничем не обоснованная, одновременно страшная и смешная в своей случайности:
…Только как-то утомилась
И упала под портретом
И как сердце в ней остановилось…
…Криком рот растворен старый
Что — чиновник — умираешь?..
…Военный часовой убивает командира
Командир падает
Недобрым сердцем вспоминая мать…
…Такой мальчик красивый беленький
Прямо пончик из кожи ровненький
Как столбик умненький головка просвечивает
Такой мальчик погибнул а?..
Примеры можно множить до бесконечности; смерть в стихотворениях этого периода случается как будто не с людьми, а с марионетками, бумажными фигурками, настолько хрупко их существование и нелепа причина смерти. С другой стороны, смерть часто соседствует здесь с процессом еды. Так, например, умирающий чиновник вспоминает:
Я сидел тогда с какой-то
Неизвестной мне душою
Ели мы колбасы с хлебом
Помидоры. Молоко
Ой как это дорого!
В гротескном, изнаночном мире раннего Лимонова обнажается, с одной стороны, гиперболизированная телесность, материально-телесный низ (совокупление, еда, смерть), а с другой — теневой, иллюзорный характер этого мира. Вот характерный фрагмент:
В губернии номер пятнадцать
Большое созданье жило
Жило оно значит в аптеке
Аптекарь его поливал
И не было в общем растеньем
Имело и рот и три пальца
Жило оно в светлой банке
Лежало оно на полу…
Тут квинтэссенция гротеска: жалкое и страшное “непонятно что”. Всеобщность тлена; некрасивость, жалкость мира — вот что акцентирует Лимонов в своих первых книгах. Поэма “ГУМ” — апофеоз бестолковой мерзости жизни. Попыток вырваться из этой мерзости в первых двух книгах практически нет, да и сам лирический герой Лимонова еще не сформировался. Он еще не стал здесь объектом саморефлексии, собственной темой, как это будет впоследствии. Лишь раз мы встречаемся с самоописанием, но оно выполнено шутовски, в стиле Нельдихена, “поэта дураков”:
К щекам подливаю сок одеколонный
Разотру по шее. подмочу виски
Как я еще молод. кожа-то какая
Загорю под солнцем — южное дитя
Впрочем, изъятие личности из того бытия, которое предстает в этой поэзии, кажется вполне закономерным: объяснить мир, связать его концы и начала, сделать его переносимым возможно только через личность, через выбор, который она совершает. В абсурдном мире “Кропоткина” и “Прогулок Валентина” окружающее предстает как нечто исконно враждебное личности, как реальность, в которой существование человека (а не марионетки, не шута, не безличной субстанции) просто невозможно.
Среди других черт примитивистской поэзии Лимонова выделяется пристрастие к цифрам, говорящим или абсурдно-смешным именам и фамилиям, к оксюморонным обозначениям (“друзья Фока и Фима”, “племянник Барбарис”, “юноша средних лет” Артистов), использование только неклассических поэтических размеров (в частности — верлибра), имитация фольклорных жанров (заплачки, причитания, жестокого романса). Сюда же относится и такая характерная черта лимоновских стихов (которая, кстати, всегда будет его любимым приемом), как нарочито небрежные рифмы, нарушающие все законы словообразования, морфологии и синтаксиса. Вот хотя бы прелестный пример из более позднего стихотворения “К юноше” (сборник “Оды и отрывки”, 1969—1970):
Сломают здесь твой тоненький талант
Открой открой назад свой чемодант!
Все это вполне укладывается в рамки уже написанного о примитивизме вообще: “Наивный поэт… — “разрушитель устойчивых структур”; это разрушение производится на всех уровнях — орфографии и пунктуации, синтаксиса, логики образа, поэтической традиции, семантики, метра и ритма. Примитивист же — дрессировщик, приручающий тот хаос, что создан наивным поэтом, придающий совершённой уже деформации определенный художественный смысл. Если примитив представляет собой максимально “подлинный”, не связанный с литературным процессом, издательской практикой и всеми прочими явлениями этого ряда феномен, то примитивизм — его сознательная имитация, в той или иной степени оказывающаяся литературным фактом”***. Безусловно, идя вслед за обэриутами, Лимонов придает “деформации определенный художественный смысл”: его поэтический мир столь же явно демонстрирует распавшиеся логические связи между предметами и явлениями.
Лимонова иногда обвиняют в том, что его ранние стихотворения не имеют “мэссиджа”, повествуют лишь о том, о чем повествуют (о частном случае). Однако само это отсутствие всеобъемлющего смысла становится смыслом: искусство подражает алогичному жизненному потоку, уподобляется реальности, которая лишена смысла, красоты и стройности. Лимонов этой поры совершенно отчетливо ориентируется на обэриутов не только в отдельных приемах поэтики (о заимствованиях Лимонова у этой школы, особенно у Заболоцкого периода “Столбцов”, можно было бы написать отдельную статью, если б это не было столь очевидно), но и в основной интонации: “трагедия и фарс” — вот лучшее определение для его примитивистской поэзии. Но при этом вряд ли возможно говорить о простом заимствовании: поэтика примитивизма, причем именно в “обэриутском” ее изводе, видимо, была органична для Лимонова: впоследствии в его поэзии останется немало ее черт.
С “Третьего сборника” (1969) начинается новый этап поэтической биографии Эдуарда Лимонова: именно здесь впервые появляется тот лирический герой, который вскоре займет столь прочное место в творчестве поэта; начинается конструирование автобиографического мифа. Сборник открывается размышлением о себе как поэте, да еще и написанным чистейшим трехстопным амфибрахием (один из самых “романтичных” размеров русской поэзии!). Впрочем, “запоздалый” романтизм, вполне сознательно эксплуатируемый Лимоновым, напоминает о себе в каждой строчке:
Мелькают там волосы густо
Настольная лампа горит
“Во имя святого искусства”
Там юноша бледный сидит
Бледны его щеки и руки
И вялые плечи худы
Зато на великое дело
Решился. Не было б беды!
. . . . . . . . . . . . . . .
Ах я трепещу… Невозможно
Чтоб я это был. Это я?!
Как дивно! Как неосторожно!
Как необъяснимо — друзья!
Конечно, помимо романтических ассоциаций, в этих строках присутствует и отсылка к “Вэ.А.Брюсову” (так у автора. — В.З.), которого Лимонов, кстати, неоднократно поминает в своих стихах и который должен быть близок ему сознательным построением биографического мифа, — а именно к известнейшему стихотворению “Юному поэту”, в котором Брюсов дает “три завета” “юноше бледному со взором горящим”. Там есть такие строки:
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
И сколько б иронии ни вложил в свое стихотворение “бледный юноша” Лимонов, в каждой шутке есть доля правды. Правда здесь в том, что его лирический герой вечно одержим желанием совершить “великое дело” (в смысле масштабов, а не добрых намерений), выйти из “общего строя”, “козьего племени”, доказать миру свою уникальность, стать “сверхчеловеком”:
Возразить не знаю что — шепчу лишь:
— Я герой! Герой!
Погоди-ка папа что ты тулишь
Меня в общий строй
Обладаю даром обладаю
Пропади отец!
Я умру и всех вас напугаю
Наконец!
Конечно, сохранилось тут еще и шутовство, какая-то нельдихеновская нотка (чего стоят, например, такие строки: “И вчера в парикмахерской остались Волосы которые не оценил никто”!), но налицо и твердое намерение вырваться за пределы жизни, представляющейся столь мелкой и жалкой. Вполне серьезный, даже трагический оттенок приобретает тот же мотив в сочетании с маской “блудного сына”, которую не однажды примеривает наш герой:
Ах не было и нет примеров
чтоб блудный сын когда-нибудь вернулся
непрочно его пятка выступает
из мрака длинношерстого
Герой ощущает одиночество — результат собственного выбора — и горечь “победы” (впрочем, и уверенность в своей избранности тоже не раз покидает его):
Вот я вечером гуляю взаперти
На стене моей гуляю взором
Что я делаю прости меня прости
Что я делаю с собою за забором
Я измучился и я не виноват
Видишь бледное лицо мое все набок
Я геройский человек. я есть солдат
(до сих пор еще) и матерь победил и бабок
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И других еще я буду побеждать
Уходить а их далеко оставлять
И привиделось сегодня ночью мне
Что один останусь в полной тишине
После таких стихотворений очень странно слышать суждения критиков о том, что дух и буква творчества Лимонова чудовищно противоречат гуманизму и заветам великой русской литературы. Напротив, Лимонов вполне вписывается в ее магистральную традицию — какое уж тут противоречие, если в поэзии его то и дело слышится раскаяние, причем в том, что даже не совершено. Может быть, и хотел бы лирический герой Лимонова стать “сверхчеловеком”, да никак не получается — и как раз из-за чтения русской литературы, “проклятых книжищ” (это еще из первого сборника). Герой, уставший от “сложной работы быть от всех отличным”, в основном “на диване он себе дремает А внутри большие речи речи выступает”. Занятие, конечно, почтенное, но так сверхчеловеками не становятся. В этом смысле Лимонов не только что не перещеголял предшествующую литературную традицию, но даже недотянул: его герой, этот новейший Раскольников, мучаясь желанием стать “сверхчеловеком”, не способен ни топор в руки взять, ни старушку убить. Более того, “сильный” оказывается жертвой “слабых”, не пускающих его в некий прекрасный мир:
Нет не уйти туда — везде кольцо
Умру я здесь в Саратове в итоге
не помышляет здесь никто о Боге
Ведь Бог велит пустить куда хочу
Лишь как умру — тогда и полечу
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все слабые за сильного держались
и никогда их пальцы не разжались
и сильный был в Саратове замучен
а после смерти тщательно изучен
Дабы не навлечь обвинения в тенденциозности, скажем и о тех стихотворениях, где презрение лирического героя Лимонова к окружающему миру и к “гуманистическим мифам” наконец находит себе выход. К такого рода текстам следует причислить прежде всего “Чингисхановские гекзаметры” и “Оду армии”. Герой мечтает о великом походе на мир:
Мы взяв Византию. сквозь Грецию
скорым пробегом. в пути обрастая. и шлюпки
беря. корабли. в Италию двинем.
чумой заразим Апеннины
все реки достав. и выпив до дна
до безумных нагих пескарей…
Или:
…и хорошо бы берега Средиземного моря
турок бы тоже включить и греков
оставив в стороне лирику любовь и песок
Дикие чингисхановские орды и строгий механизм армии оказываются синонимами: и то, и другое — “красивая грубая сила”, которая сметет с лица земли устоявшийся миропорядок, вернет мир в состояние изначального хаоса. Поклонение силе — вот смысловая доминанта этих стихов. Но герой только лишь поклоняется ей, обнаруживая тем самым ее отсутствие у себя самого:
о дай мне
не болезнь о белом горле. не жалость ангинную
скрипящих толстовских
а мощь боевых единиц
Примечательно однако, что в поэзии Лимонова этого периода человеческое существование предстает не столь пустым и безнадежно бессмысленным, как это было раньше. Два принципиально новых субъекта его поэзии — это Бог и возлюбленная (“и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь” — всё по классике). Герой больше не один в страшном, утерявшем логические связи мире. “Я тоже ребенок у Божьих ног”, — напишет впоследствии Лимонов. И если Бог и “забыл” его лирического двойника, то Он по крайней мере существует:
Господи! Отведи руки твои…
Отведи в стороны. отведи ввысь
и будто путешествуя
забудь меня
Отвращение к жизни сменяется амбивалентным отношением к ней:
и мы в этой книге сумбурной есть
божественны окаянны
В стихах Лимонова появляются прежде немыслимые элегические мотивы (соответственно, есть о чем вспомнить и о чем вздохнуть):
О Украина в смертельном дожде
Я все мечтаю на руки к тебе
Некогда молча вернуться…
Герой даже бывает иногда почти счастлив, и это счастье связано с его любовью к “прекрасной Елене”. В “Пятом сборнике” (1971) начинается цикл, посвященный Е.Щ.Собственно, он не оформлен как цикл, но стихотворения, разбросанные по книге, показывают все оттенки и этапы этого чувства, превращаясь в сагу о трагической, неоцененной любви. Любовная лирика Лимонова (не постесняемся этого несколько школьного обозначения) прекрасна трепетностью чувства, сквозящего в каждой строчке:
Хотишь куплю шампанского
французского-британского
Хотишь поедем в город ночевать
А если тебе скушненько
то я спою немножечко
и покачаю легкую кровать
. . . . . . . . . . . . . . .
Хочешь куплю шампанского
— девочка ты зеваешь
После зевания этого
быстренько засыпаешь
А я гляжу с вниманием
на своего кумира
может быть что прикажется
мне из сонного мира
Стремясь увековечить свое чувство, Лимонов пишет одно из лучших своих стихотворений — идиллию “Золотой век”:
Чего это ты лежишь тут? спросил кто-то. Да лежу — ответил Лимонов и глядел на Елену чтобы помнить ее в миллионах лет. В пруду. в горе. в здании из дерева. в утреннем магазине. в молоке. в цветах и газетах. В имени. в лошади. В лилии. в лодке любви. левкое и лютне. В липе и ландыше. Лиане и ласке.
“Золотой век” — это мифологическое переживание выхваченной из гущи жизни сцены, причем бытовой и волшебный планы сосуществуют, показывая одновременно и взаимную необходимость, и трагическую неслиянность; Елена предстает то героиней древнего мира, то — в будущем, которое прозревает лирический герой, — “июньской старушкой”:
Мама неужели ты не знаешь кто она. Это же прекрасная Елена. ты же ее прекрасно знаешь. Это она стояла на стенах Трои и одновременно была в Египте. Она обманула всех и теперь хочет обмануть меня. Она не ест борщ мама.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прости меня. В июньской старушке я сегодня увидел тебя. Это неприлично и нехорошо. Когда ты возьмешь старую книгу и всеми покинутая попробуешь ее читать и наткнешься на свое имя и вспомнишь: мое лицо оторванное от жизни. мои милые вести издалека
Это соединение бытовой конкретности и космического масштаба чувства особенно трогательно и, как ни странно, напоминает поэзию Маяковского (да впрочем, и поза гиганта среди мелких людишек — не оттуда ли?). Лимонов, “провинциальный хулиган 1950-х, заботливо взращенный добросовестной советской школой на полном наборе классиков” (Е.Шерман), конечно, должен был пройти через увлечение Маяковским.
Любовь его лирического героя — это вечное, самой судьбой предназначенное ему чувство, в котором как бы аккумулируются все великие мифы мира:
В дневном пожаре, в тяжком горе
В Египет проданный я плыл
И Афродиту встретил в море
И Афродиту я любил
Молился ей среди пиратов
Пытался пальцы целовать
Она смеялась виновато
Но изменяла мне опять
. . . . . . . . . . . . . . .
Смеялись воды. Рты смеялись
Смеялись крепкие тела
Дельфины горько удалялись
Их помощь временной была
. . . . . . . . . . . . . . .
Я был поэт ее и зритель
Привязан к мачте я стоял
Глядел как новый похититель
Ее покорно умыкал
. . . . . . . . . . . . . . .
Я шел один, я был в экстазе
И Бога я в себе узнал
Однажды на зеленой вазе
Его в музее увидал
Он там сидел простоволосый
И дул в надрезанный тростник
Как я скуластый и курносый
Мой древнегреческий двойник
Да он любил ее больную
И ни за что не осуждал
И только песню еле злую
Он за спиной ее играл
Здесь в один образ сливаются библейский Иосиф (“в Египет проданный я плыл”), легендарный древнегреческий поэт Арион, спасенный дельфином, Одиссей, привязанный к мачте, чтобы не поддаться обольщающему пению сирен, Зевс, похищающий Европу, бог Пан, играющий на свирели… Лимонову удается практически невозможное: у него получается не бессмысленная мифологическая мешанина, а единый, цельный трагический образ. Это стихотворение (“В краю поэмы и романа…”) включено в сборник нью-йоркского и парижского периодов “Мой отрицательный герой” (1976—1982), в котором Лимонову действительно удается почти все: это, несомненно, его лучшая поэтическая книга.
Но до этого был еще один сборник, который тоже нельзя обойти молчанием, ибо он по-своему уникален — имеется в виду “Прощание с Россией” (1973—1974). В соответствии с названием, он всецело посвящен попыткам постигнуть законы национально-исторической жизни, порождением которой ощущает себя лирический герой:
И весь он русский мир явился мне понятно
И я его любя. смеясь над ним рыдал
По сути Лимонов не открывает ничего нового: это стихотворения, в которых перемежаются тоска и злоба против “поганой, гугнивой родимой матушки России”, которая “лопает” своих детей, как “чушка своего поросенка” (Блок), — и чувство примирения, естественное для человека, который эту страну наконец-то покидает и не хочет уносить с собой только плохое:
Нет у нас демократически
невозможно проживать
Даже наш герой лирический
Въяве будет убивать
Водку пить. губить возлюбленную
забираться на кровать
и кричать про жизнь погубленную
и рубаху разрывать
Образ России как огромных сонных пространств, где если “русский дух” и проснется, то только на беду, своеобразно и изобретательно раскрывается в маленьком цикле “Историческое”:
Идут костры. шумят знамена толком
кричит лисица изумленным волком
сплетаются червленые щиты
людей полно. вокруг степей без звука
и дерзко лица налиты
испугом. супом. луком
Интересно, что историческому, общенациональному бытию противостоит стихия домашности — это единственное, что приемлет лирический герой Лимонова (между прочим, как это противоречит образу героя-одиночки-сверхчеловека!):
Впервые изба и труба и огонь
и ранее бодро оседланный конь
Жена молодая и кошка и дети
Вот все что люблю и приемлю на свете
Но эта патриархальная картинка (даже и с конем, которого еще Есенин воспринимал как вымирающий вид) недолго удерживается в качестве положительного полюса; по крайней мере, лирический герой не может жить только “простым”:
Я не могу их дни простые
С усмешкой брата разделить
Ведь вот стихи эти такие
Журнал не может поместить
. . . . . . . . . . . . . . . . .
И пусть к стране мы слишком строги
Уедем все. Нам чужд сей пир!
Уже здесь Лимонов достигает тех качеств, которые делают его следующую книгу столь замечательной: на задний план отходят озлобленность и изрядно поднадоевший нарциссизм. Остается человеческая боль, преодоленное или, скорее, преодолеваемое отчаяние, скрытый пафос, которому хочется верить хотя бы за то, что поэт пытался (или сумел показать, что пытался) его скрыть. Нарочитые эксперименты со стихом его более не интересуют: уж если он и использует “неправильные” рифмы, “исковерканные” синтаксические конструкции и странные метафоры, то делает это естественно, без натужной серьезности неофита. Вообще же Лимонова все больше тянет к классической традиции: тут и вечная силлаботоника, и обращение к точным рифмам, и, главное, простота и серьезность выражений.
“Мой отрицательный герой” — книга, написанная от лица лирического героя, познавшего трагическую бессмыслицу жизни и смерти:
Кто это так вам надул ваш живот — молодая?
Он ли прыщавый с немытым акцентом —
принц Бруклин?
Этих объятий не мог позабыть с четверга я
Желтые шеи. кривые мне помнились руки
Люди стареют и все человечество сразу
Время придти нам на смену жукам или крысам
Бог нас смахнет со стола как простую заразу
Так-то мой друг. мой единственный Эдичка-рыцарь.
Собственно, “все это мы уже проходили”: уродства мира — это главный (можно даже сказать — единственный) мотив двух первых книг. И вот тут-то становится явным, что, несмотря на все декларации, лирический герой Лимонова и в СССР, и в эмиграции, и в России — остается прежним. Лимонов демонстрирует удивительное постоянство литературного поведения: что там, что здесь — это лирический протестант, вечный диссидент, клеймящий любое общество, в рамках (или — за рамками) которого ему довелось существовать. Но это постоянство облика не означает неизменности: полное отсутствие ценностного ориентира уступает место принципиально новой лирической позиции, для которой характерны простота и жалость, открытость и незащищенность перед непостижимостью жизни.
Своеобразное “постоянство” лирического героя выражается еще и в том, что он продолжает носить не всегда ему идущую маску прo╢клятого, отверженного байронического героя, для которого зло как будто является самым действенным способом выказать страсть. В байроновском “Корсаре” герой любит Медору с такой силой именно потому, что ненавидит весь остальной мир. В русской литературе эта коллизия описана Лермонтовым в “Маскараде”. Арбенин говорит:
…Я смешон, конечно,
Тем, что люблю тебя так сильно, бесконечно,
Как только может человек любить.
И что за диво? У других на свете
Надежд и целей миллион…
. . . . . . . . . . . . . . . .
Все, что осталось мне от жизни, это ты:
Созданье слабое, но ангел красоты:
Твоя любовь, улыбка, взор, дыханье…
Я человек, пока они мои…
Такому герою и подражает Лимонов; дело, однако, в том, что его коллизия гораздо сложнее, и “черно-белое” мировосприятие а-ля Байрон оказывается беспомощным. Его возлюбленная — не воплощенная святость и чистота, которую так легко любить в перерыве между преступлениями, направленными на все остальное человечество; его возлюбленная — это “мадонна” с “сонными пьяными глазами”, и герой обвиняет мир в том, что это он сделал ее такой. Лучшие стихотворения в “Моем отрицательном герое” — те, в которых лирический двойник автора осознает себя и свое чувство, не оглядываясь на литературные стереотипы: ни на байронический миф, ни на миф “среды”, которая якобы лепит человека по своему образу и подобию (даже странно, как Лимонову удается соединять столь противоположные идеи!):
Уходи куда-нибудь
В черный хаос выбран путь.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Ну а ныне эти люди
Для которых моешь груди
— Беспросветные лгуны…
Не из нашей тишины —
Не из нашего отряда
Ты ошиблась — мое чадо
Сверхвозлюбленное
Чуть пригубленное …
Потеря любви осознается как преступление, причем герой говорит и о собственной вине:
В возвышенной нашей печали
В погубленной нами любви
Мы сами себя не узнали
Убили и в грязь затоптали
Прекрасные лица свои
Стихов такой чистоты и прозрачности, такой сдержанной силы немало в этом сборнике. Впрочем, есть и другие (в “Стихах последних лет”, 2000—2003, их еще больше): они, как всегда у Лимонова, вполне мастерски “сделаны”, но неприятно отдают искусственностью, рационализмом и рассчитанностью эффекта. Конечно, никто уже не представляет вдохновение как “помрачительный экстаз”, в результате которого возникает готовое поэтическое произведение; безусловно, поэт сознательно обдумывает и осмысляет свой текст. Но при чтении некоторых стихов Лимонова создается впечатление, будто эта сознательность зашла уже слишком далеко, будто автобиографический миф (который не исключает искренности) выродился в маску, будто поэт повторяет когда-то удачно найденные приемы. Так, Лимонов, несомненно, продолжает эксплуатировать образ брутального героя, недоступного для жалости и добра. Более того, поэт еще более сгущает краски, стремясь полностью предаться “блаженству нисхождения”, по выражению Бодлера. Наиболее ярким выражением этого процесса стало стихотворение о маркизе де Саде, с которым отождествляет себя лирический двойник автора:
К своей невесте Пелажи
Маркиз де Сад спешит
И гравий под ногой визжит
На “ша” и “жэ” и “вжи”
Глубокий вырез. Сонный лиф.
Холодных сисек гроздь
Над ней Маркиз де Сад, как гриф
У ней как в горле кость
. . . . . . . . . . . . . . .
Лимонов жил, Лимонов жив
Лимонов будет жить
К своей невесте Пелажи
Маркиз де Сад спешить…
Эпатаж — при несомненном артистическом блеске первой строфы — уж слишком бьет в глаза, он намеренно рассчитан, а потому не может глубоко затронуть.
Не хотелось бы, однако, начав за здравие, кончить за упокой. Надо отдать Эдуарду Лимонову должное: на данный момент он является одним из немногих “живых” поэтов. И вот стихотворение, завершающее книгу, — в нем есть и доля веселого отчаяния, и ирония, и непосредственность:
Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же году
Я к маленькому панку с улыбкой подойду
Долго мы не виделись, товарищ панк,
Пойдемте, погуляем (не против?) в зоопарк.
Там умные пингвины и лица обезьян
Там ходит волк красивый, как красный партизан
Что-то вы невеселы товарищ панк
Для маленькой прогулки не взять ли нам ли танк?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где плещутся в бассейнах тюлень, гиппопотам
На танке мы подъедем к мороженным рядам
Мы купим сорок пачек ванили с эскимо
От зависти заплачут, те кто пройдет мимо
Так может быть, на самом деле все гораздо проще, и герой Лимонова совсем не изменился, навсегда оставшись тем самым “подростком Савенко”, отчаянным, робким, трогательно растерянным перед жизнью?..
*“Стихотворения”. М.: Ультра. Культура, 2003.
**См. подробнее в статье Е.Шерман “Эдуард Лимонов как продолжатель традиций русской классической литературы” (www.russ.ru/krug/20030521_sher.html).
***Д.Давыдов. От примитива к примитивизму и наоборот. — “Арион” №4/2000.Вероника Зусева
Вроде апологии
(о поэзии Эдуарда Лимонова)
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2005
Ссылка на оригинал: Смотреть еще
Вроде апологии
(о поэзии Эдуарда Лимонова)
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2005
Ссылка на оригинал: https://magazines.gorky.media/.../vrode-apologii.html
Не так давно вышло собрание стихотворений Эдуарда Лимонова*, которое охватывает все периоды его творчества, в том числе и последние годы. Этот сборник, казалось бы, должен был вызвать бурную реакцию: ну как же, одна из одиознейших фигур в литературном мире, издание новой книги, да еще стихов (все-таки сегодняшнему читателю Лимонов известен более как прозаик, нежели поэт)… Какой простор для споров и дискуссий! Ведь оценка поэтической продукции Лимонова представляет собой чрезвычайно широкий диапазон мнений — от полного неприятия его текстов, разговоров о “чудовищном противоречии духа и буквы его творчества заветам великих литературных предков”** до утверждения “хрестоматийности” его поэзии и выведения поэтической генеалогии Лимонова чуть не от всех великих русских поэтов. Но дискуссии не получилось: те несколько рецензий, которые ознаменовали публикацию “Стихотворений”, ни в коей мере не претендовали на сколько-нибудь исчерпывающую оценку поэзии Лимонова, равно как и на ее последовательный очерк. Эти заметки — попытка хоть отчасти исправить сложившееся положение вещей и серьезно подумать о том, кто же такой — поэт Эдуард Лимонов и в чем “его значение для русской поэзии”.
Лимонов — это, несомненно, один из тех поэтов, которых принято называть “поэтами с историей”: он не явился на поэтическую арену с раз и навсегда сложившимся обликом, его поэтический мир нельзя назвать константным, а лирического героя — неизменным. Точнее, лирический двойник Лимонова неизменен в том смысле, в каком неизменна человеческая личность: он меняется по мере того, как его меняет “жизнь”, но по сути всегда остается себе тождественным. Мы не случайно употребили здесь слово “жизнь”: Лимонов наделил своего лирического героя автобиографизмом (так же, как и героя своей прозы) в такой мере, что возможно восстановить этапы и события его “жизненного пути”, и они совпадут с теми, которые описаны в “Подростке Савенко”, “Эдичке” и других прозаических произведениях писателя. Cравнение прозаических и поэтических текстов Лимонова не входит в задачи этих заметок, однако тот факт, что все его произведения складываются в единое целое и частично совпадают с его собственной биографией, обусловливает две существенные черты лимоновского творчества: во-первых, создание автобиографического мифа, и во-вторых, установку на искренность. Попробуем же пройти “рука об руку” с этим “странным героем” его путь.
“Стихотворения” открываются сборником “Русское”, в который вошли несколько поэтических книг. Первые две — “Кропоткин и другие стихотворения” (1967—1968) и “Прогулки Валентина” (1968) — составляют, по-видимому, первый этап творчества. Поэзию этого времени можно назвать примитивистской; это эстетика непрофессионализма, неотделанности, может быть, даже банальности, иногда — шутовства:
В совершенно пустом саду
собирается кто-то есть
собирается кушать старик
из бумажки какое-то кушанье
Неопределенность, обилие повторов всякого рода, тавтологий и плеоназмов, различных пояснений, которые, тем не менее, не делают текст понятнее — вот излюбленные приемы Лимонова. Содержание стихотворений становится похожим на страшный сон, где с дурной бесконечностью все время повторяется одно и то же:
Жара и лето… едут в гости
Антон и дядя мой Иван
А с ними еду я
В сплошь разлинованном халате
. . . . . . . . . . . . . . . . .
И снится мне что едут в гости
Какой-то Павел и какое-то Рембо
А с ними их племянник Краска
Да еще желтая собака
Встречают в поле три могилы
Подходят близко и читают:
“Антон здесь похоронен — рядом
Иван с племянником лежат”
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Но дальше дальше снится мне
Что едут в гости снова трое…
. . . . . . . . . . . . . . . . .
От скуки едя местность изучают
И видят шесть могил шесть небольших
Подходят и читают осторожно:
“Антон лежит. Иван лежит
Ивановый племянник
Какой-то Павел и какое-то Рембо
А рядом их племянник Краска…”
И едут дальше дальше дальше…
Эта “дурная бесконечность” затягивает в свой омут сопротивляющегося читателя: даже не любя ранней поэзии Лимонова, противостоять ее настроению и абсурдной логике невозможно.
В стихотворениях первых двух книг герои совершают в основном два действия — едят и умирают. Действительно, практически в каждом стихотворении (а их немало) случается некая смерть, как правило, нелепая, ничем не обоснованная, одновременно страшная и смешная в своей случайности:
…Только как-то утомилась
И упала под портретом
И как сердце в ней остановилось…
…Криком рот растворен старый
Что — чиновник — умираешь?..
…Военный часовой убивает командира
Командир падает
Недобрым сердцем вспоминая мать…
…Такой мальчик красивый беленький
Прямо пончик из кожи ровненький
Как столбик умненький головка просвечивает
Такой мальчик погибнул а?..
Примеры можно множить до бесконечности; смерть в стихотворениях этого периода случается как будто не с людьми, а с марионетками, бумажными фигурками, настолько хрупко их существование и нелепа причина смерти. С другой стороны, смерть часто соседствует здесь с процессом еды. Так, например, умирающий чиновник вспоминает:
Я сидел тогда с какой-то
Неизвестной мне душою
Ели мы колбасы с хлебом
Помидоры. Молоко
Ой как это дорого!
В гротескном, изнаночном мире раннего Лимонова обнажается, с одной стороны, гиперболизированная телесность, материально-телесный низ (совокупление, еда, смерть), а с другой — теневой, иллюзорный характер этого мира. Вот характерный фрагмент:
В губернии номер пятнадцать
Большое созданье жило
Жило оно значит в аптеке
Аптекарь его поливал
И не было в общем растеньем
Имело и рот и три пальца
Жило оно в светлой банке
Лежало оно на полу…
Тут квинтэссенция гротеска: жалкое и страшное “непонятно что”. Всеобщность тлена; некрасивость, жалкость мира — вот что акцентирует Лимонов в своих первых книгах. Поэма “ГУМ” — апофеоз бестолковой мерзости жизни. Попыток вырваться из этой мерзости в первых двух книгах практически нет, да и сам лирический герой Лимонова еще не сформировался. Он еще не стал здесь объектом саморефлексии, собственной темой, как это будет впоследствии. Лишь раз мы встречаемся с самоописанием, но оно выполнено шутовски, в стиле Нельдихена, “поэта дураков”:
К щекам подливаю сок одеколонный
Разотру по шее. подмочу виски
Как я еще молод. кожа-то какая
Загорю под солнцем — южное дитя
Впрочем, изъятие личности из того бытия, которое предстает в этой поэзии, кажется вполне закономерным: объяснить мир, связать его концы и начала, сделать его переносимым возможно только через личность, через выбор, который она совершает. В абсурдном мире “Кропоткина” и “Прогулок Валентина” окружающее предстает как нечто исконно враждебное личности, как реальность, в которой существование человека (а не марионетки, не шута, не безличной субстанции) просто невозможно.
Среди других черт примитивистской поэзии Лимонова выделяется пристрастие к цифрам, говорящим или абсурдно-смешным именам и фамилиям, к оксюморонным обозначениям (“друзья Фока и Фима”, “племянник Барбарис”, “юноша средних лет” Артистов), использование только неклассических поэтических размеров (в частности — верлибра), имитация фольклорных жанров (заплачки, причитания, жестокого романса). Сюда же относится и такая характерная черта лимоновских стихов (которая, кстати, всегда будет его любимым приемом), как нарочито небрежные рифмы, нарушающие все законы словообразования, морфологии и синтаксиса. Вот хотя бы прелестный пример из более позднего стихотворения “К юноше” (сборник “Оды и отрывки”, 1969—1970):
Сломают здесь твой тоненький талант
Открой открой назад свой чемодант!
Все это вполне укладывается в рамки уже написанного о примитивизме вообще: “Наивный поэт… — “разрушитель устойчивых структур”; это разрушение производится на всех уровнях — орфографии и пунктуации, синтаксиса, логики образа, поэтической традиции, семантики, метра и ритма. Примитивист же — дрессировщик, приручающий тот хаос, что создан наивным поэтом, придающий совершённой уже деформации определенный художественный смысл. Если примитив представляет собой максимально “подлинный”, не связанный с литературным процессом, издательской практикой и всеми прочими явлениями этого ряда феномен, то примитивизм — его сознательная имитация, в той или иной степени оказывающаяся литературным фактом”***. Безусловно, идя вслед за обэриутами, Лимонов придает “деформации определенный художественный смысл”: его поэтический мир столь же явно демонстрирует распавшиеся логические связи между предметами и явлениями.
Лимонова иногда обвиняют в том, что его ранние стихотворения не имеют “мэссиджа”, повествуют лишь о том, о чем повествуют (о частном случае). Однако само это отсутствие всеобъемлющего смысла становится смыслом: искусство подражает алогичному жизненному потоку, уподобляется реальности, которая лишена смысла, красоты и стройности. Лимонов этой поры совершенно отчетливо ориентируется на обэриутов не только в отдельных приемах поэтики (о заимствованиях Лимонова у этой школы, особенно у Заболоцкого периода “Столбцов”, можно было бы написать отдельную статью, если б это не было столь очевидно), но и в основной интонации: “трагедия и фарс” — вот лучшее определение для его примитивистской поэзии. Но при этом вряд ли возможно говорить о простом заимствовании: поэтика примитивизма, причем именно в “обэриутском” ее изводе, видимо, была органична для Лимонова: впоследствии в его поэзии останется немало ее черт.
С “Третьего сборника” (1969) начинается новый этап поэтической биографии Эдуарда Лимонова: именно здесь впервые появляется тот лирический герой, который вскоре займет столь прочное место в творчестве поэта; начинается конструирование автобиографического мифа. Сборник открывается размышлением о себе как поэте, да еще и написанным чистейшим трехстопным амфибрахием (один из самых “романтичных” размеров русской поэзии!). Впрочем, “запоздалый” романтизм, вполне сознательно эксплуатируемый Лимоновым, напоминает о себе в каждой строчке:
Мелькают там волосы густо
Настольная лампа горит
“Во имя святого искусства”
Там юноша бледный сидит
Бледны его щеки и руки
И вялые плечи худы
Зато на великое дело
Решился. Не было б беды!
. . . . . . . . . . . . . . .
Ах я трепещу… Невозможно
Чтоб я это был. Это я?!
Как дивно! Как неосторожно!
Как необъяснимо — друзья!
Конечно, помимо романтических ассоциаций, в этих строках присутствует и отсылка к “Вэ.А.Брюсову” (так у автора. — В.З.), которого Лимонов, кстати, неоднократно поминает в своих стихах и который должен быть близок ему сознательным построением биографического мифа, — а именно к известнейшему стихотворению “Юному поэту”, в котором Брюсов дает “три завета” “юноше бледному со взором горящим”. Там есть такие строки:
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
И сколько б иронии ни вложил в свое стихотворение “бледный юноша” Лимонов, в каждой шутке есть доля правды. Правда здесь в том, что его лирический герой вечно одержим желанием совершить “великое дело” (в смысле масштабов, а не добрых намерений), выйти из “общего строя”, “козьего племени”, доказать миру свою уникальность, стать “сверхчеловеком”:
Возразить не знаю что — шепчу лишь:
— Я герой! Герой!
Погоди-ка папа что ты тулишь
Меня в общий строй
Обладаю даром обладаю
Пропади отец!
Я умру и всех вас напугаю
Наконец!
Конечно, сохранилось тут еще и шутовство, какая-то нельдихеновская нотка (чего стоят, например, такие строки: “И вчера в парикмахерской остались Волосы которые не оценил никто”!), но налицо и твердое намерение вырваться за пределы жизни, представляющейся столь мелкой и жалкой. Вполне серьезный, даже трагический оттенок приобретает тот же мотив в сочетании с маской “блудного сына”, которую не однажды примеривает наш герой:
Ах не было и нет примеров
чтоб блудный сын когда-нибудь вернулся
непрочно его пятка выступает
из мрака длинношерстого
Герой ощущает одиночество — результат собственного выбора — и горечь “победы” (впрочем, и уверенность в своей избранности тоже не раз покидает его):
Вот я вечером гуляю взаперти
На стене моей гуляю взором
Что я делаю прости меня прости
Что я делаю с собою за забором
Я измучился и я не виноват
Видишь бледное лицо мое все набок
Я геройский человек. я есть солдат
(до сих пор еще) и матерь победил и бабок
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И других еще я буду побеждать
Уходить а их далеко оставлять
И привиделось сегодня ночью мне
Что один останусь в полной тишине
После таких стихотворений очень странно слышать суждения критиков о том, что дух и буква творчества Лимонова чудовищно противоречат гуманизму и заветам великой русской литературы. Напротив, Лимонов вполне вписывается в ее магистральную традицию — какое уж тут противоречие, если в поэзии его то и дело слышится раскаяние, причем в том, что даже не совершено. Может быть, и хотел бы лирический герой Лимонова стать “сверхчеловеком”, да никак не получается — и как раз из-за чтения русской литературы, “проклятых книжищ” (это еще из первого сборника). Герой, уставший от “сложной работы быть от всех отличным”, в основном “на диване он себе дремает А внутри большие речи речи выступает”. Занятие, конечно, почтенное, но так сверхчеловеками не становятся. В этом смысле Лимонов не только что не перещеголял предшествующую литературную традицию, но даже недотянул: его герой, этот новейший Раскольников, мучаясь желанием стать “сверхчеловеком”, не способен ни топор в руки взять, ни старушку убить. Более того, “сильный” оказывается жертвой “слабых”, не пускающих его в некий прекрасный мир:
Нет не уйти туда — везде кольцо
Умру я здесь в Саратове в итоге
не помышляет здесь никто о Боге
Ведь Бог велит пустить куда хочу
Лишь как умру — тогда и полечу
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все слабые за сильного держались
и никогда их пальцы не разжались
и сильный был в Саратове замучен
а после смерти тщательно изучен
Дабы не навлечь обвинения в тенденциозности, скажем и о тех стихотворениях, где презрение лирического героя Лимонова к окружающему миру и к “гуманистическим мифам” наконец находит себе выход. К такого рода текстам следует причислить прежде всего “Чингисхановские гекзаметры” и “Оду армии”. Герой мечтает о великом походе на мир:
Мы взяв Византию. сквозь Грецию
скорым пробегом. в пути обрастая. и шлюпки
беря. корабли. в Италию двинем.
чумой заразим Апеннины
все реки достав. и выпив до дна
до безумных нагих пескарей…
Или:
…и хорошо бы берега Средиземного моря
турок бы тоже включить и греков
оставив в стороне лирику любовь и песок
Дикие чингисхановские орды и строгий механизм армии оказываются синонимами: и то, и другое — “красивая грубая сила”, которая сметет с лица земли устоявшийся миропорядок, вернет мир в состояние изначального хаоса. Поклонение силе — вот смысловая доминанта этих стихов. Но герой только лишь поклоняется ей, обнаруживая тем самым ее отсутствие у себя самого:
о дай мне
не болезнь о белом горле. не жалость ангинную
скрипящих толстовских
а мощь боевых единиц
Примечательно однако, что в поэзии Лимонова этого периода человеческое существование предстает не столь пустым и безнадежно бессмысленным, как это было раньше. Два принципиально новых субъекта его поэзии — это Бог и возлюбленная (“и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь” — всё по классике). Герой больше не один в страшном, утерявшем логические связи мире. “Я тоже ребенок у Божьих ног”, — напишет впоследствии Лимонов. И если Бог и “забыл” его лирического двойника, то Он по крайней мере существует:
Господи! Отведи руки твои…
Отведи в стороны. отведи ввысь
и будто путешествуя
забудь меня
Отвращение к жизни сменяется амбивалентным отношением к ней:
и мы в этой книге сумбурной есть
божественны окаянны
В стихах Лимонова появляются прежде немыслимые элегические мотивы (соответственно, есть о чем вспомнить и о чем вздохнуть):
О Украина в смертельном дожде
Я все мечтаю на руки к тебе
Некогда молча вернуться…
Герой даже бывает иногда почти счастлив, и это счастье связано с его любовью к “прекрасной Елене”. В “Пятом сборнике” (1971) начинается цикл, посвященный Е.Щ.Собственно, он не оформлен как цикл, но стихотворения, разбросанные по книге, показывают все оттенки и этапы этого чувства, превращаясь в сагу о трагической, неоцененной любви. Любовная лирика Лимонова (не постесняемся этого несколько школьного обозначения) прекрасна трепетностью чувства, сквозящего в каждой строчке:
Хотишь куплю шампанского
французского-британского
Хотишь поедем в город ночевать
А если тебе скушненько
то я спою немножечко
и покачаю легкую кровать
. . . . . . . . . . . . . . .
Хочешь куплю шампанского
— девочка ты зеваешь
После зевания этого
быстренько засыпаешь
А я гляжу с вниманием
на своего кумира
может быть что прикажется
мне из сонного мира
Стремясь увековечить свое чувство, Лимонов пишет одно из лучших своих стихотворений — идиллию “Золотой век”:
Чего это ты лежишь тут? спросил кто-то. Да лежу — ответил Лимонов и глядел на Елену чтобы помнить ее в миллионах лет. В пруду. в горе. в здании из дерева. в утреннем магазине. в молоке. в цветах и газетах. В имени. в лошади. В лилии. в лодке любви. левкое и лютне. В липе и ландыше. Лиане и ласке.
“Золотой век” — это мифологическое переживание выхваченной из гущи жизни сцены, причем бытовой и волшебный планы сосуществуют, показывая одновременно и взаимную необходимость, и трагическую неслиянность; Елена предстает то героиней древнего мира, то — в будущем, которое прозревает лирический герой, — “июньской старушкой”:
Мама неужели ты не знаешь кто она. Это же прекрасная Елена. ты же ее прекрасно знаешь. Это она стояла на стенах Трои и одновременно была в Египте. Она обманула всех и теперь хочет обмануть меня. Она не ест борщ мама.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прости меня. В июньской старушке я сегодня увидел тебя. Это неприлично и нехорошо. Когда ты возьмешь старую книгу и всеми покинутая попробуешь ее читать и наткнешься на свое имя и вспомнишь: мое лицо оторванное от жизни. мои милые вести издалека
Это соединение бытовой конкретности и космического масштаба чувства особенно трогательно и, как ни странно, напоминает поэзию Маяковского (да впрочем, и поза гиганта среди мелких людишек — не оттуда ли?). Лимонов, “провинциальный хулиган 1950-х, заботливо взращенный добросовестной советской школой на полном наборе классиков” (Е.Шерман), конечно, должен был пройти через увлечение Маяковским.
Любовь его лирического героя — это вечное, самой судьбой предназначенное ему чувство, в котором как бы аккумулируются все великие мифы мира:
В дневном пожаре, в тяжком горе
В Египет проданный я плыл
И Афродиту встретил в море
И Афродиту я любил
Молился ей среди пиратов
Пытался пальцы целовать
Она смеялась виновато
Но изменяла мне опять
. . . . . . . . . . . . . . .
Смеялись воды. Рты смеялись
Смеялись крепкие тела
Дельфины горько удалялись
Их помощь временной была
. . . . . . . . . . . . . . .
Я был поэт ее и зритель
Привязан к мачте я стоял
Глядел как новый похититель
Ее покорно умыкал
. . . . . . . . . . . . . . .
Я шел один, я был в экстазе
И Бога я в себе узнал
Однажды на зеленой вазе
Его в музее увидал
Он там сидел простоволосый
И дул в надрезанный тростник
Как я скуластый и курносый
Мой древнегреческий двойник
Да он любил ее больную
И ни за что не осуждал
И только песню еле злую
Он за спиной ее играл
Здесь в один образ сливаются библейский Иосиф (“в Египет проданный я плыл”), легендарный древнегреческий поэт Арион, спасенный дельфином, Одиссей, привязанный к мачте, чтобы не поддаться обольщающему пению сирен, Зевс, похищающий Европу, бог Пан, играющий на свирели… Лимонову удается практически невозможное: у него получается не бессмысленная мифологическая мешанина, а единый, цельный трагический образ. Это стихотворение (“В краю поэмы и романа…”) включено в сборник нью-йоркского и парижского периодов “Мой отрицательный герой” (1976—1982), в котором Лимонову действительно удается почти все: это, несомненно, его лучшая поэтическая книга.
Но до этого был еще один сборник, который тоже нельзя обойти молчанием, ибо он по-своему уникален — имеется в виду “Прощание с Россией” (1973—1974). В соответствии с названием, он всецело посвящен попыткам постигнуть законы национально-исторической жизни, порождением которой ощущает себя лирический герой:
И весь он русский мир явился мне понятно
И я его любя. смеясь над ним рыдал
По сути Лимонов не открывает ничего нового: это стихотворения, в которых перемежаются тоска и злоба против “поганой, гугнивой родимой матушки России”, которая “лопает” своих детей, как “чушка своего поросенка” (Блок), — и чувство примирения, естественное для человека, который эту страну наконец-то покидает и не хочет уносить с собой только плохое:
Нет у нас демократически
невозможно проживать
Даже наш герой лирический
Въяве будет убивать
Водку пить. губить возлюбленную
забираться на кровать
и кричать про жизнь погубленную
и рубаху разрывать
Образ России как огромных сонных пространств, где если “русский дух” и проснется, то только на беду, своеобразно и изобретательно раскрывается в маленьком цикле “Историческое”:
Идут костры. шумят знамена толком
кричит лисица изумленным волком
сплетаются червленые щиты
людей полно. вокруг степей без звука
и дерзко лица налиты
испугом. супом. луком
Интересно, что историческому, общенациональному бытию противостоит стихия домашности — это единственное, что приемлет лирический герой Лимонова (между прочим, как это противоречит образу героя-одиночки-сверхчеловека!):
Впервые изба и труба и огонь
и ранее бодро оседланный конь
Жена молодая и кошка и дети
Вот все что люблю и приемлю на свете
Но эта патриархальная картинка (даже и с конем, которого еще Есенин воспринимал как вымирающий вид) недолго удерживается в качестве положительного полюса; по крайней мере, лирический герой не может жить только “простым”:
Я не могу их дни простые
С усмешкой брата разделить
Ведь вот стихи эти такие
Журнал не может поместить
. . . . . . . . . . . . . . . . .
И пусть к стране мы слишком строги
Уедем все. Нам чужд сей пир!
Уже здесь Лимонов достигает тех качеств, которые делают его следующую книгу столь замечательной: на задний план отходят озлобленность и изрядно поднадоевший нарциссизм. Остается человеческая боль, преодоленное или, скорее, преодолеваемое отчаяние, скрытый пафос, которому хочется верить хотя бы за то, что поэт пытался (или сумел показать, что пытался) его скрыть. Нарочитые эксперименты со стихом его более не интересуют: уж если он и использует “неправильные” рифмы, “исковерканные” синтаксические конструкции и странные метафоры, то делает это естественно, без натужной серьезности неофита. Вообще же Лимонова все больше тянет к классической традиции: тут и вечная силлаботоника, и обращение к точным рифмам, и, главное, простота и серьезность выражений.
“Мой отрицательный герой” — книга, написанная от лица лирического героя, познавшего трагическую бессмыслицу жизни и смерти:
Кто это так вам надул ваш живот — молодая?
Он ли прыщавый с немытым акцентом —
принц Бруклин?
Этих объятий не мог позабыть с четверга я
Желтые шеи. кривые мне помнились руки
Люди стареют и все человечество сразу
Время придти нам на смену жукам или крысам
Бог нас смахнет со стола как простую заразу
Так-то мой друг. мой единственный Эдичка-рыцарь.
Собственно, “все это мы уже проходили”: уродства мира — это главный (можно даже сказать — единственный) мотив двух первых книг. И вот тут-то становится явным, что, несмотря на все декларации, лирический герой Лимонова и в СССР, и в эмиграции, и в России — остается прежним. Лимонов демонстрирует удивительное постоянство литературного поведения: что там, что здесь — это лирический протестант, вечный диссидент, клеймящий любое общество, в рамках (или — за рамками) которого ему довелось существовать. Но это постоянство облика не означает неизменности: полное отсутствие ценностного ориентира уступает место принципиально новой лирической позиции, для которой характерны простота и жалость, открытость и незащищенность перед непостижимостью жизни.
Своеобразное “постоянство” лирического героя выражается еще и в том, что он продолжает носить не всегда ему идущую маску прo╢клятого, отверженного байронического героя, для которого зло как будто является самым действенным способом выказать страсть. В байроновском “Корсаре” герой любит Медору с такой силой именно потому, что ненавидит весь остальной мир. В русской литературе эта коллизия описана Лермонтовым в “Маскараде”. Арбенин говорит:
…Я смешон, конечно,
Тем, что люблю тебя так сильно, бесконечно,
Как только может человек любить.
И что за диво? У других на свете
Надежд и целей миллион…
. . . . . . . . . . . . . . . .
Все, что осталось мне от жизни, это ты:
Созданье слабое, но ангел красоты:
Твоя любовь, улыбка, взор, дыханье…
Я человек, пока они мои…
Такому герою и подражает Лимонов; дело, однако, в том, что его коллизия гораздо сложнее, и “черно-белое” мировосприятие а-ля Байрон оказывается беспомощным. Его возлюбленная — не воплощенная святость и чистота, которую так легко любить в перерыве между преступлениями, направленными на все остальное человечество; его возлюбленная — это “мадонна” с “сонными пьяными глазами”, и герой обвиняет мир в том, что это он сделал ее такой. Лучшие стихотворения в “Моем отрицательном герое” — те, в которых лирический двойник автора осознает себя и свое чувство, не оглядываясь на литературные стереотипы: ни на байронический миф, ни на миф “среды”, которая якобы лепит человека по своему образу и подобию (даже странно, как Лимонову удается соединять столь противоположные идеи!):
Уходи куда-нибудь
В черный хаос выбран путь.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Ну а ныне эти люди
Для которых моешь груди
— Беспросветные лгуны…
Не из нашей тишины —
Не из нашего отряда
Ты ошиблась — мое чадо
Сверхвозлюбленное
Чуть пригубленное …
Потеря любви осознается как преступление, причем герой говорит и о собственной вине:
В возвышенной нашей печали
В погубленной нами любви
Мы сами себя не узнали
Убили и в грязь затоптали
Прекрасные лица свои
Стихов такой чистоты и прозрачности, такой сдержанной силы немало в этом сборнике. Впрочем, есть и другие (в “Стихах последних лет”, 2000—2003, их еще больше): они, как всегда у Лимонова, вполне мастерски “сделаны”, но неприятно отдают искусственностью, рационализмом и рассчитанностью эффекта. Конечно, никто уже не представляет вдохновение как “помрачительный экстаз”, в результате которого возникает готовое поэтическое произведение; безусловно, поэт сознательно обдумывает и осмысляет свой текст. Но при чтении некоторых стихов Лимонова создается впечатление, будто эта сознательность зашла уже слишком далеко, будто автобиографический миф (который не исключает искренности) выродился в маску, будто поэт повторяет когда-то удачно найденные приемы. Так, Лимонов, несомненно, продолжает эксплуатировать образ брутального героя, недоступного для жалости и добра. Более того, поэт еще более сгущает краски, стремясь полностью предаться “блаженству нисхождения”, по выражению Бодлера. Наиболее ярким выражением этого процесса стало стихотворение о маркизе де Саде, с которым отождествляет себя лирический двойник автора:
К своей невесте Пелажи
Маркиз де Сад спешит
И гравий под ногой визжит
На “ша” и “жэ” и “вжи”
Глубокий вырез. Сонный лиф.
Холодных сисек гроздь
Над ней Маркиз де Сад, как гриф
У ней как в горле кость
. . . . . . . . . . . . . . .
Лимонов жил, Лимонов жив
Лимонов будет жить
К своей невесте Пелажи
Маркиз де Сад спешить…
Эпатаж — при несомненном артистическом блеске первой строфы — уж слишком бьет в глаза, он намеренно рассчитан, а потому не может глубоко затронуть.
Не хотелось бы, однако, начав за здравие, кончить за упокой. Надо отдать Эдуарду Лимонову должное: на данный момент он является одним из немногих “живых” поэтов. И вот стихотворение, завершающее книгу, — в нем есть и доля веселого отчаяния, и ирония, и непосредственность:
Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же году
Я к маленькому панку с улыбкой подойду
Долго мы не виделись, товарищ панк,
Пойдемте, погуляем (не против?) в зоопарк.
Там умные пингвины и лица обезьян
Там ходит волк красивый, как красный партизан
Что-то вы невеселы товарищ панк
Для маленькой прогулки не взять ли нам ли танк?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где плещутся в бассейнах тюлень, гиппопотам
На танке мы подъедем к мороженным рядам
Мы купим сорок пачек ванили с эскимо
От зависти заплачут, те кто пройдет мимо
Так может быть, на самом деле все гораздо проще, и герой Лимонова совсем не изменился, навсегда оставшись тем самым “подростком Савенко”, отчаянным, робким, трогательно растерянным перед жизнью?..
*“Стихотворения”. М.: Ультра. Культура, 2003.
**См. подробнее в статье Е.Шерман “Эдуард Лимонов как продолжатель традиций русской классической литературы” (www.russ.ru/krug/20030521_sher.html).
***Д.Давыдов. От примитива к примитивизму и наоборот. — “Арион” №4/2000.Вероника Зусева
Вроде апологии
(о поэзии Эдуарда Лимонова)
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2005
Ссылка на оригинал: Смотреть еще
Апр 11 '22
Статья о том, как понять меня, если это хотите, но и не только : https://arzamas.academy/mag/784-lianozovo
Синопсис: Что такое Лианозовская группа и почему ее участников вдохновляла унылая жизнь в бараках на московских окраинах? В новом выпуске цикла о поэзии XX века рассказываем о стихах Эдуарда Лимонова, Игоря Холина, Генриха Сапгира, Яна Сатуновского и Евгения КропивницкогоСтатья о том, как понять меня, если это хотите, но и не только : https://arzamas.academy/mag/784-...Смотреть еще
Синопсис: Что такое Лианозовская группа и почему ее участников вдохновляла унылая жизнь в бараках на московских окраинах? В новом выпуске цикла о поэзии XX века рассказываем о стихах Эдуарда Лимонова, Игоря Холина, Генриха Сапгира, Яна Сатуновского и Евгения КропивницкогоСтатья о том, как понять меня, если это хотите, но и не только : https://arzamas.academy/mag/784-...Смотреть еще
Апр 11 '22
Одна из статей обо мне: https://moskvichmag.ru/...-v-nyu-jorke-1970-h/Одна из статей обо мне: Смотреть еще
Апр 3 '22
22 февраля 1943 года в городе Дзержинске Горьковской области, в семье офицера Красной Армии Вениамина Ивановича Савенко родился сын Эдуард.
Будущий политик, писатель, философ, политический заключённый, фронтовик, председатель официально запрещенной Национал-Большевистской Партии (НБП), депутат и член совета Национальной Ассамблеи Российской Федерации, кандидат от оппозиции на выборах Президента России 2012 года… Список явно не завершён.
Лимоновской биографии хватило бы и на пять биографий литераторов или политиков – и каждый из них пребывал бы в статусе «живой легенды». Но свою огромную судьбу Лимонов прожил сам, один.
Такой судьбой как у него, быть может, награждает Бог.
Но после того, как тебя наградили – судьбу надо вынести, вытянуть, не сломаться.
Говорят, что Бог не по силам креста не даёт. Это так. Но как же мало на земле людей, которые свой крест несут достойно и честно.
Мы скажем об одном из немногого их числа.
***
Отец Эдуарда - Вениамин Иванович Савенко - родом из Воронежской области, мама - Раиса Фёдоровна Зыбина – из Горьковской.
Родители – русские, из чернозёмных, как мы видим, земель. Много позже, уже будучи в эмиграции, Эдуард Лимонов напишет: «Предки мои, очевидно, землю любили. Как весна – так тоскливо, маятно, пахать-сеять хочется, землю рукою щупать, к земле бежать. А ведь был бы я наверняка мужик хозяйственный строгий».
Мать работала техником на химическом заводе.
Согласно вполне достоверной семейной легенде, когда родители уходили из дома на работу, маленького сына укладывали в ящик и задвигали под кровать, дав вместо соски (которой и не было) хвост воблы. Иногда ребёнок в одиночестве пережидал авианалёты. Возвращавшиеся родители обычно заставали сына хоть и накричавшимся, но суровым и спокойным, так и не выпустившим из руки рыбьего хвоста. Было видно, что парень растёт с крепкими нервами и непритязательный.
Вскоре семья перебралась в освобождённый Харьков, где Эдуарду предстояло провести юность.
Он жил на рабочей окраине – а всякий русский человек знает, что это такое. Хмурая молодёжь, право силы, много бывших уголовников…
Многие соседи Эдуарда и одноклассники по средней школе живы и помнят его таким, какой он был в 50-е и в 60-е. «Эд умел постоять за себя», - так говорят о нём.
Не будем скрывать: в 1958-1963 годах молодой Эдуард состоял на учете в милиции, неоднократно подвергался административным арестам. Это была обыденность той жизни, более того – её неписанный закон.
Лимонов опишет свои детские и юношеские приключения в книгах «У нас была Великая Эпоха» и «Подросток Савенко». Спустя годы эти книги экранизирует режиссёр Александр Велединский, который снимет фильм «Русское» по автобиографической лимоновской прозе.
В школе Эдуард учился хорошо.
«Читать я научился очень рано, глотал все, что мог, - признаётся Лимонов, - Однако довольно быстро сосредоточился на естественных науках, истории и мореплавании. Я изучал парусные суда, их бегучий и стоячий такелаж, спокойно ориентировался не только в фок- и грот-мачтах, но знал, что такое бом-брам-стеньга и всевозможные морские узлы. Естественные науки меня просто очаровывали,. Притом я еще и все классифицировал. На отдельных листках: рисунок растения, его краткое описание, латинское название. Параллельно с растительным миром я классифицировал фауну. Предпочтение отдавал экзотическим растениям и животным. Я готовил себя к жизни мореплавателя и естествоиспытателя. Я читал в библиотеке книги типа "Путешествие на бриге "Бигль" или материалы экспедиции Крашенинникова на Камчатку".
Работать Эдуард начал рано, сразу после школы, и к 23-м годам успел побывать монтажником-высотником, сталеваром.
На вопрос, как он попал в монтажники-высотники, Лимонов отвечает просто:
- А тогда фильм был, где пелось: «Ни кочегары мы, ни плотники/ Но сожалений горьких нет /, А мы монтажники-высотники…» Потому я пошёл на стройку. Оформляя на работу, отдел кадров мне набавил год – ведь работать там можно только с восемнадцати, а мне было семнадцать. Я провёл там восемь самых тяжёлых месяцев: осень, зиму и весну. Мы строили огромный цех танкового завода. На высоте в тридцать метров я лазил в гололёд. А однажды забыл закрепиться, лестницу сильным ветром отнесло в сторону, и я повис.
Хорошо, руки не торопился отпускать. А под ногами пустота… Это была моя первая встреча с ненормативной лексикой. Бригадир (простой мужик: здоровенный, рыжий, раньше сидевший в тюряге чуть ли не за убийство) стал снизу меня крыть страшным матом: Это так меня раззадорило, что я нашёл в себе силы подтянуться на руках, закинуть ногу, влезть, закрепиться и подтянуть лестницу. Когда я спустился, бригадир налил мне стакан денатурата. И сам тоже выпил, ругаясь: «Ты меня, сука, перепугал!»
Важный факт: в 1963 году Эдуард принимал участие в забастовке против снижения расценок. Что даёт нам представление о ещё одной черте его характера – можно назвать её длинно – «стремление к социальной справедливости», можно короче: правдолюбие.
В 1965 году он всерьёз решает начать заниматься литературой. И тут начинается другая история.
В те годы у молодого человека Савенко появляется псевдоним Лимонов. Один знакомый предложил – и прижилось на всю жизнь.
***
В 1966 Лимонов оставляет дом и отправляется «завоёвывать» Москву. Через два месяца однако возвращается,не выдержав тяжелой жизни. Упрямый,он окончательно переезжает в Москву 30 сентября 1967 года. Так в своё время уехал из своей деревни Сергей Есенин. Так двенадцатью годами раньше в Москву нагрянул молодой Василий Шукшин.
Лимонов жил без прописки, за год похудел на 11 килограммов, тогда же освоил очередную профессию: стал портным. Между прочим, шил брюки сотрудникам журнала «Смена», «Литературной газеты». В брюках, сшитых Лимоновым, надо сказать, ходили и Булат Окуджава и Эрнст Неизвестный.
В 1967 году Лимонов посещает литературный семинар Арсения Тарковского. Знакомится с поэтом Леонидом Губановым (с которым они, по воспоминаниям современников, то крепко дружили, то дрались в кровь), будущим автором книги «Москва-Петушки» Венедиктом Ерофеевым, со многими художниками.
Была тогда в Москве неофициальная поэтическая группировка «СМОГ» («Смелость, Мысль, Образ, Глубина») – своеобразная альтернатива поэзии официальной в лице Евтушенко-Вознесенского-Рождественского и прочих. В «СМОГ» и вошёл Лимонов, став наряду с поэтами Губановым, Аллейниковым и Кублановским одним из самых ярких представителей движения. То, что Лимонов является замечательным русским поэтом признавали и его друзья, и даже те с кем отношения были сложными – скажем, Евтушенко или Бродский.
6 июня 1971 года Эдуард Лимонов знакомится со своей первой женой – поэтессой и моделью Еленой Щаповой, одной из самых красивых женщин Москвы тех лет.
Стоит признать, что та среда в которой жил Лимонов жила, что называется, богемной жизнью – примерно такой же жили в своё время упомянутый Есенин или Маяковский в молодые свои годы.
Однако после завершения «оттепели» обстановка в Стране Советов не располагала к подобной жизнью. За всеми писателями вёлся негласный надзор.
Дело закончилось тем, что Эдуард Лимонов был вызван в КГБ и ему предложили на выбор стать «секретным сотрудником» или эмигрировать на Запад.
- Я никогда не был антисоветчиком и не собирался уезжать из России, - признается Лимонов позже, - Но они мне не оставили выбора…
В 1974 году Эдуард Лимонов и его молодая жена вылетают в Европу, где проживут четыре месяца в Италии (и Лимонов с его энергией успеет поучаствовать в политической жизни страны на стороне оппозиции), а затем отправятся в США.
Так начинается новая, теперь уже третья жизнь – в изгнании.
***
Лимонов быстро научится говорит по-английски – которым свободно владеет по сей день.
Теперь уже очевидно, что в США Лимонов, как и многие другие его соотечественники, вполне мог бы жить на дивиденды от своих антисоветских выступлений – если б таковые были.
Но роль обличителя своей страны ему не понравилась сразу.
В 1975 году он начинает работать корректором в нью-йоркской газете «Новое русское слово». Чуть раньше неожиданно для всех в эмигрантской прессе появляются весьма жёсткие статьи Лимонова, где скептически оценивается буржуазный образ жизни, критикуется капитализм и Соединённые Штаты Америки, как таковые.
Лимонов один из первых понимает, что «западная модель», вирус которой уже тогда начал распространяться в СССР имеет свои очевидные недостатки. Как это ни печально, многие соотечественники Лимонова доросли до этого понимания только тридцать лет спустя – а мода на «американский образ жизни», принесшая России куда больше вреда, чем пользы, стала иссякать лишь в «нулевые» года.
После появления нескольких статей, Лимонову начинают отказывать в публикациях новых эссе – выясняется, что на Западе цензура тоже есть, и она ничем не лучше советской.
В мае 1976 Лимонов приковывает себя наручниками к зданию «New York Times», требуя публикации своих статей.
В том же году советская газета «Неделя» перепечатала из «Нового русского слова» статью Лимонова «Разочарование» - имелось в виду разочарование в США, конечно. В связи с публикацией этой статьи в СССР Лимонова сразу уволили из «Нового русского слова».
Во второй половине 70-х Лимонов принимает участие в деятельности Социалистической Рабочей Партии США, и попадает теперь уже под надзор ФБР.
Чтобы элементарно не умереть с голоду, Лимонов берётся за любую работу: в США он успел побывать и каменщиком, и гувернером, и мажордомом, и портным по-прежнему подрабатывал и т.д. Всего ко времени переезда из США набралось 13 профессий.
«Я хороший мастер, - спокойно признается Лимонов в те годы, - Я ставлю стены ровные и прочные, я крашу их красиво и быстро, гвозди у меня сами в дерево идут, двери у меня вскорости на петлях повисают.
Я сделал студию фотографу – и ещё сделаю какое помещение, если работа будет. Мне дом построить ничего не стоит, руки у меня золотые. Работник я что надо, и горжусь этим. Я и пирог спеку, и щи сделаю – я и пиджак и пальто сварганю, а брюк за мою жизнь я сшил тысячи.
Сложись моя жизнь иначе – очень серьёзный мужчина бы был. А я всё с неуспешными шляюсь, за безудачных болею».
***
Вскоре после приезда в США первая жена Лимонова Елена Щапова уходит от него.
Трудно переживая разрыв с любимой женщиной, в июле 1976 года Лимонов неожиданно для самого себя начинает писать роман – и в октябре его заканчивает.
Роман будет назван «Это я, Эдичка», его переведут на все главные мировые языки, и он разойдётся по пяти континентам общим тиражом 4 миллиона экземпляров.
Случится это, впрочем, далеко не сразу. Лимонову откажут 35 американских издательств – всё по той же причине: в романе был дано предельно честное описание США, в котором, как выяснилось, тоже есть трущобы, нищие и воры.
Книгу решатся издавать во Франции.
И здесь началась очередная жизнь – теперь уже связанная с мировой литературой.
В 1980 году Лимонов переезжает из Нью-Йорка в Париж. Учит французский – и скоро будет не только отлично говорить на нём, но и писать эссе для местных изданий.
Литература и во Франции не мешает Лимонову заниматься политикой. Он сближается с руководителями Французской Коммунистической Партии. Работает в печатном органе ФКП - журнале «Революсьон».
Французская контрразведка (DST) активно возражает против того, что б Лимонов получил французское гражданство. (И он получит его только в 1987 году, спустя семь лет жизни в Париже – и то под давлением левой общественности).
В 1982 году Лимонов знакомится в Лос-Анжелесе с певицей и моделью Натальей Медведевой.Она переезжает к нему жить в Париж. Об их непростых и страстных взаимоотношениях позже Лимоновым будет написан роман «Укрощение тигра в Париже».
Одну за другой Лимонов пишет новые книги: романы «Палач» и «Смерть современных героев», сборники рассказов «Чужой в незнакомом городе» и «Великая мать любви», социально-философскую книгу о западном мире «Дисциплинарный санаторий»…
Он демонстрирует замечательную работоспособность: «Организованный Бунт» - так называют Лимонова французские журналисты. Видимо, тогда Лимонов отрабатывает те качества, которые позволят ему несколько лет спустя с нуля и без малейшего финансирования построить свою партию.
А тогда каждая его книга неизменно переводилась на многие языки – и к середине 80-х Эдуард Лимонов становится писателем с мировым именем, который отныне может пожинать плоды своей литературной деятельности, ни о чём не беспокоясь. Только на французский язык были переведены 22 его книги! Подобного интереса во Франции не знал тогда ни один русский писатель. В Германии и Голландии несколько романов Лимонова стали бестселлерами. Его начали переводить даже в консервативных США. Спустя несколько лет один из американских сенаторов скажет с неудовольствием: «Книги Лимонова принесли США вреда больше, чем вся советская пропаганда».
Это был настоящий успех, и, придётся признать, большинство литераторов были бы довольны таким положением вещей раз и навсегда.
Но не Лимонов.
***
«Перестройка изменит мир», - любит повторят Михаил Горбачев в своих первых интервью, видимо, не осознавая, что она не только его изменит, но и изуродует – в первую очередь сам Советский Союз.
По приглашению писателя Юлиана Семёнова Эдуарду Лимонову после многолетней эмиграции впервые удаётся вернуться на Родину.
С тех пор Лимонову удаётся прожить ещё, как минимум, три биографии – военную, политическую, тюремную.
Имеющий огромный, живой, реальный опыт жизни за границей Лимонов начинает публиковаться в СССР, объясняя людям вещи, которые сегодня кажутся очевидными всем, а тогда воспринимались многими как дикость. Он говорит, что западные демократии имеют не менее агрессивную и кровавую историю, чем СССР. Что благоденствие многих западных стран построено на использовании труда стран третьего мира. Что безоглядная вера в рынок и саморегуляцию рыночных отношений разрушит наше национальное хозяйство.
К несчастью, подавляющее большинство граждан страны тогда были неспособны даже услышать эти, в сущности, очевидные вещи.
В 1992 году Лимонов восстанавливает советское гражданство.
В 1992 -1993 годах публикуется в газетах «День» (впоследствии - "Завтра"), ведёт колонку в газете "Советская Россия".
Он ищет соратников, с которыми можно повлиять на происходящее в стране, остановить катастрофу, которая уже очевидна. В 1992 он сближается с Либерально-демократической партией.
22 июня 1992 года на пресс-конференции Лимонов был представлен Владимиром Жириновским в качестве члена «теневого кабинета» ЛДПР: главы Всероссийского бюро расследования.
Однако, бутафорская сущность ЛДПР и полное отсутствие реальных убеждений у лидера этой партии становится ясными Лимонову очень скоро. В отличие опять же от миллионов избирателей, которые до сих искренне внимают шумной и совершенно пустой риторике Жириновского.
В ноябре 1992 года Лимонов порывает с Жириновским.
***
В то время когда нынешние правители России начали «искать запасные аэродромы» (цитируем В.В. Путина), сняв с себя офицерскую форму и надолго переодевшись в гражданскую одежду, Лимонов проделывает путь полностью противоположный. Тяжело переживая не только то ,что происходит в России,но и трагедию наших сербских братьев,втянутых в кровавый межэтнический конфликт,Лимонов участвует в 1991-1993 годах в трех сербских войнах (Вуковар,Босния,Книнская Краина). В первых двух участвует в качестве, как он сам выразился "вооруженного журналиста".А в феврале 1993 года Лимонов отправляется добровольцем в сербскую республику Книнская Краина.Зиму и весну он воюет в составе одного из подразделений,участвует в штурме нескольких населенных пунктов."
Этим своим поступком Лимонов буквально ошарашил французскую общественность, которая, как известно, в большинстве своём приняла антисербскую сторону. Вскоре во Франции имя Лимонова попало под негласный запрет, книги его перестали издавать. Но Лимонов не собирался менять своё мнение. Он тогда уже с лёгкостью доказал, что принципы и убеждения свои не предаёт и не разменивает на благосклонность толпы.
Эпизоды югославских военных событий будут описаны Лимоновым в книге рассказов «СМРТ», вышедшей в 2008 году: когда большинство друзей и соратников его по освободительной борьбе - от Милошевича и Караджича до обычных командиров - уже были убиты, или задержаны и переданы под неправедный европейский суд. В 1992 году Лимонов участвует также в боевых действиях в Приднестровье и в Абхазии.
***
В сентябре - октябре 1993 года Эдуард Лимонов рискует жизнью среди защитников Белого дома, попадает под обстрел, становится свидетелем убийства войсками нескольких десятков людей.
После поражения разрозненной оппозиции в противостоянии с Борисом Ельциным, Эдуарду Лимонову становится понятно, что для реального воздействия на политику в России необходимо создание новой партийной организации.
Осенью 1994 года совместно с философом Александром Дугиным, музыкантом Егором Летовым, композитором Сергеем Курёхиным он приступает к созданию Национал-большевистской партии.
Лимонов начинает выпуск партийной газеты под названием «Лимонка», где со временем будут публиковаться десятки молодых интеллектуалов России. Газета вскоре приобретает, что называется, культовый статус. Сегодня уже понятно, что именно этоиздание сформировало целое поколение активных и свободных молодых людей в стране.
Работая над созданием организации, Лимонов собирает людей в партию буквально по одному, лично ведя огромную переписку участвуя в сотнях и сотнях встреч.
В итоге, в кратчайшие сроки появилась партия, подобных которой до сих пор нет - объединение людей ничем, по сути, незамотивированных кроме лично мужества и любви к Родине.
Нацболы, или как их называют в народе, «лимоновцы» вскоре заявили о себе громкими и мужественными акциями протеста, десятками шествий, митингов и пикетов.
Эдуард Лимонов стал виднейшим «уличным» политиком в России - благо, ещё со времён эмиграции он понимал суть и механику «уличных» протестов.
После ряда прямых, проимперских, жёстких высказываний в мае 1996 году Лимонову отказали во въездной визе в Эстонию. Затем в Латвию.Права въезда в Молдавию и Грузию Лимонов лишил себя еще в 1992 году,участвуя в конфликтах на территории этих стран.
Вечером 18 сентября 1996 г., возле штаба НБП, Лимонов был избит тремя неизвестными. Ему сломали нос и повредили сетчатку глаза. Лимонов провёд пресс-конференцию, связав нападение с публикациями его газеты против деятельности секретаря Совета безопасности РФ Александра Лебедя по урегулированию конфликта в Чечне.
В октябре 1996 г. на штаб НБП был совершен налет - превосходившие числом нападавшие избили несколько человек, находившихся в штабе и похитили партийные документы.
Летом 1997 года помещение редакции "Лимонки" было взорвано зарядом мощностю в 300 грамм тротила. На следующий же день в печати была опубликована статья Эдуарда Лимонова «Нас не запугать».
Он знал, что говорил. И те, кто пытались его запугать - со временем поняли, что сломать этого человека нельзя. Можно либо убить, либо посадить.
7 апреля 2001 года Эдуард Лимонов, а также Сергей Аксенов и еще четверо активистов
Национал-большевистской партии были задержаны сотрудниками ФСБ в селе Банное Алтайского края,фактически на границе с Казахстаном.
***
Лимонову и его товарищам были предъявлены обвинения в подготовке к террористической деятельности (статья 205 УК РФ),в создании незаконных вооруженных формирований (статья 208), в приобретении и хранении огнестрельного оружия и боеприпасов (стаья 222),а также в призывах ксвержению конституционного строя(статья 280). Фигурировала версия что он пытался создать воинское подразделение для вторжения в соседний Казахстан,с тем чтобы отторгнув Восточно-Казахстанскую область от Казахстана создать там сепаратистскую республику,для последующего включения ее в состав России.
Прокурор запросил по совокупности предъявленных обвинений 14 лет заключения. Широко распространены кадры из зала суда, где Эдуард Лимонов со спокойным и бесстрастным лицом выслушивает прокурорскую речь. Фактически его ожидала смерть в тюрьме! Выдержке этого человека можно лишь позавидовать.
В виду того,что достаточных доказательств по трем статьям предъявленных обвинений,по мнению судьи,не было представлено, было доказано лишь приобретение оружия,Лимонов был приговорен к четырем годам лишения свободы.
В местах заключения Эдуард Лимонов ещё раз продемонстрировал свою собранность и работоспособность: за решёткой он написал восемь книг.
В то время как Лимонов находился в тюрьме, у него умерла вторая жена, Наталья Медведева.
18 июня 2003 года суд города Энгельс вынес решение об условно-досрочном освобождении Эдуарда Лимонова.
Достойно пройдя испытания тюрьмами и зоной, в июле а Эдуард Лимонов триумфально вернулся в политику.
***
С 2003 года Эдуард Лимонов предпринимал попытки объединить все здоровые оппозиционные силы России с целью смены режима со всей очевидностью неспособного успешно руководить страной и дрейфующего в сторону диктатуры.
В 2006 году была создана коалиция "Другая Россия",которую некоторое время возглавлял триумвират Михаил Касьянов-Гарри Каспаров и Эдуард Лимонов."Другая Россия" провела в 2006-2008годах множество успешных и ярких акций,названных "Маршами Несогласных",на подавление которых власть бросала порой до 20 тысяч работников милиции и ОМОНа,и приходится признать Лимонов оказался наиболее последовательным и мужественным оппозиционером в России - большинство его соратников и коллег из числа хоть «правой», хоть «левой» оппозиции постепенно, что называется, сошли с дистанции.
Объяснения тому есть и они очевидны: лидеры оппозиции в России постоянно находятся в центре внимания всевозможных спецслужб. Задержания, прослушка телефонов, слежка, аресты товарищей - вот обычный фон жизни русского оппозиционера.
Понимая, что возглавляемая Эдуардом Лимоновым Национал-большевистская партия является наиболее действенной и активной оппозиционной организацией, российская власть приняла решение запретить партию. 29 июня 2005 года решением одного из московских судов НБП была официально закрыта как общественная организация.
7 февраля 2006 года Эдуард Лимонов представил книгу "Такой президент нам не нужен: Лимонов против Путина", где приведены доказательства ряда преступных деяний бывшего российского руководителя.
10 ноября 2006 года политическое совещание "Другой России", в состав которого вошел и Лимонов, приняло заявление с требованием к российским властям привести избирательное законодательство в соответствие с российской конституцией. Члены политсовета обратились к президенту Путину, а также спикерам обеих палат парламента Сергею Миронову и Борису Грызлову. В своем заявлении они указали на необходимость "в короткий срок восстановить в полном объеме избирательные права граждан, обеспечив отмену законодательных изменений последних лет".
Реакции, как и следовало ожидать, не последовало никакой.
***
После тюрьмы Эдуард Лимонов знакомится со своей третьей женой - популярной актрисой Екатериной Волковой.
7 ноября 2006 года у Волковой и Лимонова родился сын Богдан.
17 июля 2008 - дочь Александра.
Пресса активно спекулирует, собирая всевозможные сплетни о распаде одной из самых известных российских пар, но на самом деле Эдуард и Екатерина встречаются почти ежедневно, и воспитывают детей совместно.
Уже после рождения второго ребёнка, Катя расставили все точки над «I», заявив на очередной вопрос журналиста о ссоре с Лимоновым: «Да мы и не ссорились, это все выдумки журналистов. Бессовестное вранье! О каком разводе может идти речь, у нас же двое детей?! Взрослые люди, которых соединяют дети, становятся родными».
***
Видя, что закрытие НБП никоим образом не повлияло на активность партии, 22 марта 2007 года прокуратура Москвы объявила о приостановке деятельности НБП, якобы за нарушение лимоновцами закона "О противодействии экстремистской деятельности".
Обвинение это абсурдно: за всё время существования партии, нацболы, по словам Лимонова, «и булавкой никого не укололи». В то время как более ста семидесяти членов этой партии,включая руководителя, отбыли сроки в тюрьмах России за бескровные и ненасильственные акции.
В мае 2008 года Лимонов как один из лидеров "Другой России" вошёл в состав президиума оппозиционного парламента - Национальной ассамблеи.
В марте 2009 года Эдуард Лимонов объявил о своём желании выдвинуться в президенты России на выборах 2012 года, и представил свою политическую программу.
***
Само имя Эдуарда Лимонова - оправданье нашим смутным и стыдным временам.
Масштаб его личности пока ещё не ясен всем нам: люди слишком часто бывают суетны, пугливы и завистливы. Спокойно и честно признать существование рядом с собою великого человека - тоже дар. Обладают им немногие.
Для того, чтобы оценить личность Эдуарда Лимонова нужно обладать и зрелым рассудком, и молодым темпераментом одновременно. Но юношество сплошь и рядом настроено максималистски ко всему, кроме своего отражения в зеркале. Но зрелость слишком боится наступить даже на собственную слабую тень, чтобы не отдавить себе печень или селезёнку.
К счастью, в России ещё есть достаточное количество людей здравомыслящих и наблюдательных, умных мужиков и замечательных женщин, крепких стариков и прекрасных подростков: они твёрдо знают имя человека, который жил свою жизнь настолько честно, прозрачно и последовательно, насколько вообще возможно.
Мыслитель. Солдат. Зэка. Поэт - в том самом высоком смысле этого слова, которое означает не мятущуюся душу, но ясное понимание многообразия и волшебства мира. И, наконец - политик, чья деятельность в последние полтора десятилетия была едва ли не единственным оправданием существования самого слова "политика" в России. Если бы не Лимонов (и тысячи наших сторонников) - что считали бы мы политикой? Этот балаган с людьми, которые уже многие годы называют себя думой, правительством и общественной палатой?
Можно в чём-то не соглашаться с Лимоновым. По большому счёту, всё это не имеет никакого значения. Это эстетические расхождения. А мы сейчас говорим о таком истерзанном и опошленном понятии как "общечеловеческое".
Если Лимонов говорит, что как бы не повернулась его судьба, но у него "будет, как и сейчас, два или три скромных костюма, автомобиль "Волга", и все это будет куплено на литературные доходы" - ему верят, как никому другому. Потому что он не соврал в своей жизни ни разу: ему незачем. А все, или почти все остальные соврали уже тысячу раз, и рот свой используют они только для того, чтобы сладострастно лгать.
Лимонов ни разу не показал себя, как догматик, раз и навсегда убеждённый в своей и только своей, абсолютной правоте: напротив, именно он честно заработал право именоваться не только патриотом, но и демократом в той стране, где идеалы демократии сплошь и рядом исповедуют люди с тоталитарным мышлением.
Знание жизни во всех её чудовищных и прекрасных проявлениях, жизненный путь от рабочего-сталевара до писателя с мировым именем, русская стать и русская страсть - и при этом европейское понимание реалий мира, несомненный талант организатора, доскональное знание политики, честность, мужество и последовательность - вот те координаты, которые внятно дают понять, что такое Лимонов. Остановитесь здесь на секунду, и назовите хотя бы одного политика в современной России, к которому применимы хотя бы половина из определений, приведённых выше.
Сегодня, когда Россия стоит на пороге хаоса и грядущего кошмара, пришло время честно сказать: оппозиции в России нужен единый лидер.
Во имя Родины, во имя нас самих.
Его имя Эдуард Лимонов.
Захар Прилепин22 февраля 1943 года в городе Дзержинске Горьковской области, в семье офицера Красной Армии Вениамина Ивановича Савенко родился сын Эдуард.
Будущий политик, писатель, философ, политичес...Смотреть еще
Будущий политик, писатель, философ, политический заключённый, фронтовик, председатель официально запрещенной Национал-Большевистской Партии (НБП), депутат и член совета Национальной Ассамблеи Российской Федерации, кандидат от оппозиции на выборах Президента России 2012 года… Список явно не завершён.
Лимоновской биографии хватило бы и на пять биографий литераторов или политиков – и каждый из них пребывал бы в статусе «живой легенды». Но свою огромную судьбу Лимонов прожил сам, один.
Такой судьбой как у него, быть может, награждает Бог.
Но после того, как тебя наградили – судьбу надо вынести, вытянуть, не сломаться.
Говорят, что Бог не по силам креста не даёт. Это так. Но как же мало на земле людей, которые свой крест несут достойно и честно.
Мы скажем об одном из немногого их числа.
***
Отец Эдуарда - Вениамин Иванович Савенко - родом из Воронежской области, мама - Раиса Фёдоровна Зыбина – из Горьковской.
Родители – русские, из чернозёмных, как мы видим, земель. Много позже, уже будучи в эмиграции, Эдуард Лимонов напишет: «Предки мои, очевидно, землю любили. Как весна – так тоскливо, маятно, пахать-сеять хочется, землю рукою щупать, к земле бежать. А ведь был бы я наверняка мужик хозяйственный строгий».
Мать работала техником на химическом заводе.
Согласно вполне достоверной семейной легенде, когда родители уходили из дома на работу, маленького сына укладывали в ящик и задвигали под кровать, дав вместо соски (которой и не было) хвост воблы. Иногда ребёнок в одиночестве пережидал авианалёты. Возвращавшиеся родители обычно заставали сына хоть и накричавшимся, но суровым и спокойным, так и не выпустившим из руки рыбьего хвоста. Было видно, что парень растёт с крепкими нервами и непритязательный.
Вскоре семья перебралась в освобождённый Харьков, где Эдуарду предстояло провести юность.
Он жил на рабочей окраине – а всякий русский человек знает, что это такое. Хмурая молодёжь, право силы, много бывших уголовников…
Многие соседи Эдуарда и одноклассники по средней школе живы и помнят его таким, какой он был в 50-е и в 60-е. «Эд умел постоять за себя», - так говорят о нём.
Не будем скрывать: в 1958-1963 годах молодой Эдуард состоял на учете в милиции, неоднократно подвергался административным арестам. Это была обыденность той жизни, более того – её неписанный закон.
Лимонов опишет свои детские и юношеские приключения в книгах «У нас была Великая Эпоха» и «Подросток Савенко». Спустя годы эти книги экранизирует режиссёр Александр Велединский, который снимет фильм «Русское» по автобиографической лимоновской прозе.
В школе Эдуард учился хорошо.
«Читать я научился очень рано, глотал все, что мог, - признаётся Лимонов, - Однако довольно быстро сосредоточился на естественных науках, истории и мореплавании. Я изучал парусные суда, их бегучий и стоячий такелаж, спокойно ориентировался не только в фок- и грот-мачтах, но знал, что такое бом-брам-стеньга и всевозможные морские узлы. Естественные науки меня просто очаровывали,. Притом я еще и все классифицировал. На отдельных листках: рисунок растения, его краткое описание, латинское название. Параллельно с растительным миром я классифицировал фауну. Предпочтение отдавал экзотическим растениям и животным. Я готовил себя к жизни мореплавателя и естествоиспытателя. Я читал в библиотеке книги типа "Путешествие на бриге "Бигль" или материалы экспедиции Крашенинникова на Камчатку".
Работать Эдуард начал рано, сразу после школы, и к 23-м годам успел побывать монтажником-высотником, сталеваром.
На вопрос, как он попал в монтажники-высотники, Лимонов отвечает просто:
- А тогда фильм был, где пелось: «Ни кочегары мы, ни плотники/ Но сожалений горьких нет /, А мы монтажники-высотники…» Потому я пошёл на стройку. Оформляя на работу, отдел кадров мне набавил год – ведь работать там можно только с восемнадцати, а мне было семнадцать. Я провёл там восемь самых тяжёлых месяцев: осень, зиму и весну. Мы строили огромный цех танкового завода. На высоте в тридцать метров я лазил в гололёд. А однажды забыл закрепиться, лестницу сильным ветром отнесло в сторону, и я повис.
Хорошо, руки не торопился отпускать. А под ногами пустота… Это была моя первая встреча с ненормативной лексикой. Бригадир (простой мужик: здоровенный, рыжий, раньше сидевший в тюряге чуть ли не за убийство) стал снизу меня крыть страшным матом: Это так меня раззадорило, что я нашёл в себе силы подтянуться на руках, закинуть ногу, влезть, закрепиться и подтянуть лестницу. Когда я спустился, бригадир налил мне стакан денатурата. И сам тоже выпил, ругаясь: «Ты меня, сука, перепугал!»
Важный факт: в 1963 году Эдуард принимал участие в забастовке против снижения расценок. Что даёт нам представление о ещё одной черте его характера – можно назвать её длинно – «стремление к социальной справедливости», можно короче: правдолюбие.
В 1965 году он всерьёз решает начать заниматься литературой. И тут начинается другая история.
В те годы у молодого человека Савенко появляется псевдоним Лимонов. Один знакомый предложил – и прижилось на всю жизнь.
***
В 1966 Лимонов оставляет дом и отправляется «завоёвывать» Москву. Через два месяца однако возвращается,не выдержав тяжелой жизни. Упрямый,он окончательно переезжает в Москву 30 сентября 1967 года. Так в своё время уехал из своей деревни Сергей Есенин. Так двенадцатью годами раньше в Москву нагрянул молодой Василий Шукшин.
Лимонов жил без прописки, за год похудел на 11 килограммов, тогда же освоил очередную профессию: стал портным. Между прочим, шил брюки сотрудникам журнала «Смена», «Литературной газеты». В брюках, сшитых Лимоновым, надо сказать, ходили и Булат Окуджава и Эрнст Неизвестный.
В 1967 году Лимонов посещает литературный семинар Арсения Тарковского. Знакомится с поэтом Леонидом Губановым (с которым они, по воспоминаниям современников, то крепко дружили, то дрались в кровь), будущим автором книги «Москва-Петушки» Венедиктом Ерофеевым, со многими художниками.
Была тогда в Москве неофициальная поэтическая группировка «СМОГ» («Смелость, Мысль, Образ, Глубина») – своеобразная альтернатива поэзии официальной в лице Евтушенко-Вознесенского-Рождественского и прочих. В «СМОГ» и вошёл Лимонов, став наряду с поэтами Губановым, Аллейниковым и Кублановским одним из самых ярких представителей движения. То, что Лимонов является замечательным русским поэтом признавали и его друзья, и даже те с кем отношения были сложными – скажем, Евтушенко или Бродский.
6 июня 1971 года Эдуард Лимонов знакомится со своей первой женой – поэтессой и моделью Еленой Щаповой, одной из самых красивых женщин Москвы тех лет.
Стоит признать, что та среда в которой жил Лимонов жила, что называется, богемной жизнью – примерно такой же жили в своё время упомянутый Есенин или Маяковский в молодые свои годы.
Однако после завершения «оттепели» обстановка в Стране Советов не располагала к подобной жизнью. За всеми писателями вёлся негласный надзор.
Дело закончилось тем, что Эдуард Лимонов был вызван в КГБ и ему предложили на выбор стать «секретным сотрудником» или эмигрировать на Запад.
- Я никогда не был антисоветчиком и не собирался уезжать из России, - признается Лимонов позже, - Но они мне не оставили выбора…
В 1974 году Эдуард Лимонов и его молодая жена вылетают в Европу, где проживут четыре месяца в Италии (и Лимонов с его энергией успеет поучаствовать в политической жизни страны на стороне оппозиции), а затем отправятся в США.
Так начинается новая, теперь уже третья жизнь – в изгнании.
***
Лимонов быстро научится говорит по-английски – которым свободно владеет по сей день.
Теперь уже очевидно, что в США Лимонов, как и многие другие его соотечественники, вполне мог бы жить на дивиденды от своих антисоветских выступлений – если б таковые были.
Но роль обличителя своей страны ему не понравилась сразу.
В 1975 году он начинает работать корректором в нью-йоркской газете «Новое русское слово». Чуть раньше неожиданно для всех в эмигрантской прессе появляются весьма жёсткие статьи Лимонова, где скептически оценивается буржуазный образ жизни, критикуется капитализм и Соединённые Штаты Америки, как таковые.
Лимонов один из первых понимает, что «западная модель», вирус которой уже тогда начал распространяться в СССР имеет свои очевидные недостатки. Как это ни печально, многие соотечественники Лимонова доросли до этого понимания только тридцать лет спустя – а мода на «американский образ жизни», принесшая России куда больше вреда, чем пользы, стала иссякать лишь в «нулевые» года.
После появления нескольких статей, Лимонову начинают отказывать в публикациях новых эссе – выясняется, что на Западе цензура тоже есть, и она ничем не лучше советской.
В мае 1976 Лимонов приковывает себя наручниками к зданию «New York Times», требуя публикации своих статей.
В том же году советская газета «Неделя» перепечатала из «Нового русского слова» статью Лимонова «Разочарование» - имелось в виду разочарование в США, конечно. В связи с публикацией этой статьи в СССР Лимонова сразу уволили из «Нового русского слова».
Во второй половине 70-х Лимонов принимает участие в деятельности Социалистической Рабочей Партии США, и попадает теперь уже под надзор ФБР.
Чтобы элементарно не умереть с голоду, Лимонов берётся за любую работу: в США он успел побывать и каменщиком, и гувернером, и мажордомом, и портным по-прежнему подрабатывал и т.д. Всего ко времени переезда из США набралось 13 профессий.
«Я хороший мастер, - спокойно признается Лимонов в те годы, - Я ставлю стены ровные и прочные, я крашу их красиво и быстро, гвозди у меня сами в дерево идут, двери у меня вскорости на петлях повисают.
Я сделал студию фотографу – и ещё сделаю какое помещение, если работа будет. Мне дом построить ничего не стоит, руки у меня золотые. Работник я что надо, и горжусь этим. Я и пирог спеку, и щи сделаю – я и пиджак и пальто сварганю, а брюк за мою жизнь я сшил тысячи.
Сложись моя жизнь иначе – очень серьёзный мужчина бы был. А я всё с неуспешными шляюсь, за безудачных болею».
***
Вскоре после приезда в США первая жена Лимонова Елена Щапова уходит от него.
Трудно переживая разрыв с любимой женщиной, в июле 1976 года Лимонов неожиданно для самого себя начинает писать роман – и в октябре его заканчивает.
Роман будет назван «Это я, Эдичка», его переведут на все главные мировые языки, и он разойдётся по пяти континентам общим тиражом 4 миллиона экземпляров.
Случится это, впрочем, далеко не сразу. Лимонову откажут 35 американских издательств – всё по той же причине: в романе был дано предельно честное описание США, в котором, как выяснилось, тоже есть трущобы, нищие и воры.
Книгу решатся издавать во Франции.
И здесь началась очередная жизнь – теперь уже связанная с мировой литературой.
В 1980 году Лимонов переезжает из Нью-Йорка в Париж. Учит французский – и скоро будет не только отлично говорить на нём, но и писать эссе для местных изданий.
Литература и во Франции не мешает Лимонову заниматься политикой. Он сближается с руководителями Французской Коммунистической Партии. Работает в печатном органе ФКП - журнале «Революсьон».
Французская контрразведка (DST) активно возражает против того, что б Лимонов получил французское гражданство. (И он получит его только в 1987 году, спустя семь лет жизни в Париже – и то под давлением левой общественности).
В 1982 году Лимонов знакомится в Лос-Анжелесе с певицей и моделью Натальей Медведевой.Она переезжает к нему жить в Париж. Об их непростых и страстных взаимоотношениях позже Лимоновым будет написан роман «Укрощение тигра в Париже».
Одну за другой Лимонов пишет новые книги: романы «Палач» и «Смерть современных героев», сборники рассказов «Чужой в незнакомом городе» и «Великая мать любви», социально-философскую книгу о западном мире «Дисциплинарный санаторий»…
Он демонстрирует замечательную работоспособность: «Организованный Бунт» - так называют Лимонова французские журналисты. Видимо, тогда Лимонов отрабатывает те качества, которые позволят ему несколько лет спустя с нуля и без малейшего финансирования построить свою партию.
А тогда каждая его книга неизменно переводилась на многие языки – и к середине 80-х Эдуард Лимонов становится писателем с мировым именем, который отныне может пожинать плоды своей литературной деятельности, ни о чём не беспокоясь. Только на французский язык были переведены 22 его книги! Подобного интереса во Франции не знал тогда ни один русский писатель. В Германии и Голландии несколько романов Лимонова стали бестселлерами. Его начали переводить даже в консервативных США. Спустя несколько лет один из американских сенаторов скажет с неудовольствием: «Книги Лимонова принесли США вреда больше, чем вся советская пропаганда».
Это был настоящий успех, и, придётся признать, большинство литераторов были бы довольны таким положением вещей раз и навсегда.
Но не Лимонов.
***
«Перестройка изменит мир», - любит повторят Михаил Горбачев в своих первых интервью, видимо, не осознавая, что она не только его изменит, но и изуродует – в первую очередь сам Советский Союз.
По приглашению писателя Юлиана Семёнова Эдуарду Лимонову после многолетней эмиграции впервые удаётся вернуться на Родину.
С тех пор Лимонову удаётся прожить ещё, как минимум, три биографии – военную, политическую, тюремную.
Имеющий огромный, живой, реальный опыт жизни за границей Лимонов начинает публиковаться в СССР, объясняя людям вещи, которые сегодня кажутся очевидными всем, а тогда воспринимались многими как дикость. Он говорит, что западные демократии имеют не менее агрессивную и кровавую историю, чем СССР. Что благоденствие многих западных стран построено на использовании труда стран третьего мира. Что безоглядная вера в рынок и саморегуляцию рыночных отношений разрушит наше национальное хозяйство.
К несчастью, подавляющее большинство граждан страны тогда были неспособны даже услышать эти, в сущности, очевидные вещи.
В 1992 году Лимонов восстанавливает советское гражданство.
В 1992 -1993 годах публикуется в газетах «День» (впоследствии - "Завтра"), ведёт колонку в газете "Советская Россия".
Он ищет соратников, с которыми можно повлиять на происходящее в стране, остановить катастрофу, которая уже очевидна. В 1992 он сближается с Либерально-демократической партией.
22 июня 1992 года на пресс-конференции Лимонов был представлен Владимиром Жириновским в качестве члена «теневого кабинета» ЛДПР: главы Всероссийского бюро расследования.
Однако, бутафорская сущность ЛДПР и полное отсутствие реальных убеждений у лидера этой партии становится ясными Лимонову очень скоро. В отличие опять же от миллионов избирателей, которые до сих искренне внимают шумной и совершенно пустой риторике Жириновского.
В ноябре 1992 года Лимонов порывает с Жириновским.
***
В то время когда нынешние правители России начали «искать запасные аэродромы» (цитируем В.В. Путина), сняв с себя офицерскую форму и надолго переодевшись в гражданскую одежду, Лимонов проделывает путь полностью противоположный. Тяжело переживая не только то ,что происходит в России,но и трагедию наших сербских братьев,втянутых в кровавый межэтнический конфликт,Лимонов участвует в 1991-1993 годах в трех сербских войнах (Вуковар,Босния,Книнская Краина). В первых двух участвует в качестве, как он сам выразился "вооруженного журналиста".А в феврале 1993 года Лимонов отправляется добровольцем в сербскую республику Книнская Краина.Зиму и весну он воюет в составе одного из подразделений,участвует в штурме нескольких населенных пунктов."
Этим своим поступком Лимонов буквально ошарашил французскую общественность, которая, как известно, в большинстве своём приняла антисербскую сторону. Вскоре во Франции имя Лимонова попало под негласный запрет, книги его перестали издавать. Но Лимонов не собирался менять своё мнение. Он тогда уже с лёгкостью доказал, что принципы и убеждения свои не предаёт и не разменивает на благосклонность толпы.
Эпизоды югославских военных событий будут описаны Лимоновым в книге рассказов «СМРТ», вышедшей в 2008 году: когда большинство друзей и соратников его по освободительной борьбе - от Милошевича и Караджича до обычных командиров - уже были убиты, или задержаны и переданы под неправедный европейский суд. В 1992 году Лимонов участвует также в боевых действиях в Приднестровье и в Абхазии.
***
В сентябре - октябре 1993 года Эдуард Лимонов рискует жизнью среди защитников Белого дома, попадает под обстрел, становится свидетелем убийства войсками нескольких десятков людей.
После поражения разрозненной оппозиции в противостоянии с Борисом Ельциным, Эдуарду Лимонову становится понятно, что для реального воздействия на политику в России необходимо создание новой партийной организации.
Осенью 1994 года совместно с философом Александром Дугиным, музыкантом Егором Летовым, композитором Сергеем Курёхиным он приступает к созданию Национал-большевистской партии.
Лимонов начинает выпуск партийной газеты под названием «Лимонка», где со временем будут публиковаться десятки молодых интеллектуалов России. Газета вскоре приобретает, что называется, культовый статус. Сегодня уже понятно, что именно этоиздание сформировало целое поколение активных и свободных молодых людей в стране.
Работая над созданием организации, Лимонов собирает людей в партию буквально по одному, лично ведя огромную переписку участвуя в сотнях и сотнях встреч.
В итоге, в кратчайшие сроки появилась партия, подобных которой до сих пор нет - объединение людей ничем, по сути, незамотивированных кроме лично мужества и любви к Родине.
Нацболы, или как их называют в народе, «лимоновцы» вскоре заявили о себе громкими и мужественными акциями протеста, десятками шествий, митингов и пикетов.
Эдуард Лимонов стал виднейшим «уличным» политиком в России - благо, ещё со времён эмиграции он понимал суть и механику «уличных» протестов.
После ряда прямых, проимперских, жёстких высказываний в мае 1996 году Лимонову отказали во въездной визе в Эстонию. Затем в Латвию.Права въезда в Молдавию и Грузию Лимонов лишил себя еще в 1992 году,участвуя в конфликтах на территории этих стран.
Вечером 18 сентября 1996 г., возле штаба НБП, Лимонов был избит тремя неизвестными. Ему сломали нос и повредили сетчатку глаза. Лимонов провёд пресс-конференцию, связав нападение с публикациями его газеты против деятельности секретаря Совета безопасности РФ Александра Лебедя по урегулированию конфликта в Чечне.
В октябре 1996 г. на штаб НБП был совершен налет - превосходившие числом нападавшие избили несколько человек, находившихся в штабе и похитили партийные документы.
Летом 1997 года помещение редакции "Лимонки" было взорвано зарядом мощностю в 300 грамм тротила. На следующий же день в печати была опубликована статья Эдуарда Лимонова «Нас не запугать».
Он знал, что говорил. И те, кто пытались его запугать - со временем поняли, что сломать этого человека нельзя. Можно либо убить, либо посадить.
7 апреля 2001 года Эдуард Лимонов, а также Сергей Аксенов и еще четверо активистов
Национал-большевистской партии были задержаны сотрудниками ФСБ в селе Банное Алтайского края,фактически на границе с Казахстаном.
***
Лимонову и его товарищам были предъявлены обвинения в подготовке к террористической деятельности (статья 205 УК РФ),в создании незаконных вооруженных формирований (статья 208), в приобретении и хранении огнестрельного оружия и боеприпасов (стаья 222),а также в призывах ксвержению конституционного строя(статья 280). Фигурировала версия что он пытался создать воинское подразделение для вторжения в соседний Казахстан,с тем чтобы отторгнув Восточно-Казахстанскую область от Казахстана создать там сепаратистскую республику,для последующего включения ее в состав России.
Прокурор запросил по совокупности предъявленных обвинений 14 лет заключения. Широко распространены кадры из зала суда, где Эдуард Лимонов со спокойным и бесстрастным лицом выслушивает прокурорскую речь. Фактически его ожидала смерть в тюрьме! Выдержке этого человека можно лишь позавидовать.
В виду того,что достаточных доказательств по трем статьям предъявленных обвинений,по мнению судьи,не было представлено, было доказано лишь приобретение оружия,Лимонов был приговорен к четырем годам лишения свободы.
В местах заключения Эдуард Лимонов ещё раз продемонстрировал свою собранность и работоспособность: за решёткой он написал восемь книг.
В то время как Лимонов находился в тюрьме, у него умерла вторая жена, Наталья Медведева.
18 июня 2003 года суд города Энгельс вынес решение об условно-досрочном освобождении Эдуарда Лимонова.
Достойно пройдя испытания тюрьмами и зоной, в июле а Эдуард Лимонов триумфально вернулся в политику.
***
С 2003 года Эдуард Лимонов предпринимал попытки объединить все здоровые оппозиционные силы России с целью смены режима со всей очевидностью неспособного успешно руководить страной и дрейфующего в сторону диктатуры.
В 2006 году была создана коалиция "Другая Россия",которую некоторое время возглавлял триумвират Михаил Касьянов-Гарри Каспаров и Эдуард Лимонов."Другая Россия" провела в 2006-2008годах множество успешных и ярких акций,названных "Маршами Несогласных",на подавление которых власть бросала порой до 20 тысяч работников милиции и ОМОНа,и приходится признать Лимонов оказался наиболее последовательным и мужественным оппозиционером в России - большинство его соратников и коллег из числа хоть «правой», хоть «левой» оппозиции постепенно, что называется, сошли с дистанции.
Объяснения тому есть и они очевидны: лидеры оппозиции в России постоянно находятся в центре внимания всевозможных спецслужб. Задержания, прослушка телефонов, слежка, аресты товарищей - вот обычный фон жизни русского оппозиционера.
Понимая, что возглавляемая Эдуардом Лимоновым Национал-большевистская партия является наиболее действенной и активной оппозиционной организацией, российская власть приняла решение запретить партию. 29 июня 2005 года решением одного из московских судов НБП была официально закрыта как общественная организация.
7 февраля 2006 года Эдуард Лимонов представил книгу "Такой президент нам не нужен: Лимонов против Путина", где приведены доказательства ряда преступных деяний бывшего российского руководителя.
10 ноября 2006 года политическое совещание "Другой России", в состав которого вошел и Лимонов, приняло заявление с требованием к российским властям привести избирательное законодательство в соответствие с российской конституцией. Члены политсовета обратились к президенту Путину, а также спикерам обеих палат парламента Сергею Миронову и Борису Грызлову. В своем заявлении они указали на необходимость "в короткий срок восстановить в полном объеме избирательные права граждан, обеспечив отмену законодательных изменений последних лет".
Реакции, как и следовало ожидать, не последовало никакой.
***
После тюрьмы Эдуард Лимонов знакомится со своей третьей женой - популярной актрисой Екатериной Волковой.
7 ноября 2006 года у Волковой и Лимонова родился сын Богдан.
17 июля 2008 - дочь Александра.
Пресса активно спекулирует, собирая всевозможные сплетни о распаде одной из самых известных российских пар, но на самом деле Эдуард и Екатерина встречаются почти ежедневно, и воспитывают детей совместно.
Уже после рождения второго ребёнка, Катя расставили все точки над «I», заявив на очередной вопрос журналиста о ссоре с Лимоновым: «Да мы и не ссорились, это все выдумки журналистов. Бессовестное вранье! О каком разводе может идти речь, у нас же двое детей?! Взрослые люди, которых соединяют дети, становятся родными».
***
Видя, что закрытие НБП никоим образом не повлияло на активность партии, 22 марта 2007 года прокуратура Москвы объявила о приостановке деятельности НБП, якобы за нарушение лимоновцами закона "О противодействии экстремистской деятельности".
Обвинение это абсурдно: за всё время существования партии, нацболы, по словам Лимонова, «и булавкой никого не укололи». В то время как более ста семидесяти членов этой партии,включая руководителя, отбыли сроки в тюрьмах России за бескровные и ненасильственные акции.
В мае 2008 года Лимонов как один из лидеров "Другой России" вошёл в состав президиума оппозиционного парламента - Национальной ассамблеи.
В марте 2009 года Эдуард Лимонов объявил о своём желании выдвинуться в президенты России на выборах 2012 года, и представил свою политическую программу.
***
Само имя Эдуарда Лимонова - оправданье нашим смутным и стыдным временам.
Масштаб его личности пока ещё не ясен всем нам: люди слишком часто бывают суетны, пугливы и завистливы. Спокойно и честно признать существование рядом с собою великого человека - тоже дар. Обладают им немногие.
Для того, чтобы оценить личность Эдуарда Лимонова нужно обладать и зрелым рассудком, и молодым темпераментом одновременно. Но юношество сплошь и рядом настроено максималистски ко всему, кроме своего отражения в зеркале. Но зрелость слишком боится наступить даже на собственную слабую тень, чтобы не отдавить себе печень или селезёнку.
К счастью, в России ещё есть достаточное количество людей здравомыслящих и наблюдательных, умных мужиков и замечательных женщин, крепких стариков и прекрасных подростков: они твёрдо знают имя человека, который жил свою жизнь настолько честно, прозрачно и последовательно, насколько вообще возможно.
Мыслитель. Солдат. Зэка. Поэт - в том самом высоком смысле этого слова, которое означает не мятущуюся душу, но ясное понимание многообразия и волшебства мира. И, наконец - политик, чья деятельность в последние полтора десятилетия была едва ли не единственным оправданием существования самого слова "политика" в России. Если бы не Лимонов (и тысячи наших сторонников) - что считали бы мы политикой? Этот балаган с людьми, которые уже многие годы называют себя думой, правительством и общественной палатой?
Можно в чём-то не соглашаться с Лимоновым. По большому счёту, всё это не имеет никакого значения. Это эстетические расхождения. А мы сейчас говорим о таком истерзанном и опошленном понятии как "общечеловеческое".
Если Лимонов говорит, что как бы не повернулась его судьба, но у него "будет, как и сейчас, два или три скромных костюма, автомобиль "Волга", и все это будет куплено на литературные доходы" - ему верят, как никому другому. Потому что он не соврал в своей жизни ни разу: ему незачем. А все, или почти все остальные соврали уже тысячу раз, и рот свой используют они только для того, чтобы сладострастно лгать.
Лимонов ни разу не показал себя, как догматик, раз и навсегда убеждённый в своей и только своей, абсолютной правоте: напротив, именно он честно заработал право именоваться не только патриотом, но и демократом в той стране, где идеалы демократии сплошь и рядом исповедуют люди с тоталитарным мышлением.
Знание жизни во всех её чудовищных и прекрасных проявлениях, жизненный путь от рабочего-сталевара до писателя с мировым именем, русская стать и русская страсть - и при этом европейское понимание реалий мира, несомненный талант организатора, доскональное знание политики, честность, мужество и последовательность - вот те координаты, которые внятно дают понять, что такое Лимонов. Остановитесь здесь на секунду, и назовите хотя бы одного политика в современной России, к которому применимы хотя бы половина из определений, приведённых выше.
Сегодня, когда Россия стоит на пороге хаоса и грядущего кошмара, пришло время честно сказать: оппозиции в России нужен единый лидер.
Во имя Родины, во имя нас самих.
Его имя Эдуард Лимонов.
Захар Прилепин22 февраля 1943 года в городе Дзержинске Горьковской области, в семье офицера Красной Армии Вениамина Ивановича Савенко родился сын Эдуард.
Будущий политик, писатель, философ, политичес...Смотреть еще
